Конечно, гавань была еще закрыта — она работала с мая по октябрь, но детектив Амнелл, как и большинство полицейских Филы, приятельствовала с владельцами маленькой компании проката прогулочных яхт — тремя копами на пенсии. И знала, что они почти круглый год и круглые сутки проводят на пришвартованной к пирсу — навечно пришвартованной, ибо эта яхта уже отходила свое и ныне служила офисом, — «Красавице Делавера». Так что Кэлен без проблем добыла лодку, небольшую, ладную парусную яхту, правда, оснащенную и вспомогательным дизельным двигателем тоже… Именно им они и воспользовались, ибо детектив Амнелл, конечно, много чего умела — но вот под парусами ходить ей не случалось. Как и Каре.
К тому моменту, когда сумерки окончательно растворились в расшитой хрустальными бусинами ночи, Кэлен и Кара уже покачивались на якоре в полумиле от берега. Лежали, обнявшись под теплым пледом, прямо на крыше рубки, на надутом и укрепленном у самой мачты спасательном плоту, и смотрели на звезды. Забавно… В детстве Кэлен Амнелл нередко проводила летние ночи на плоской крыше родительского дома: устраивалась в спальном мешке и смотрела на небо, пока не засыпала. Звезды там, над пригородом Филы, были огромными, яркими, близкими… совершенно завораживающими! И маленькая Кэлен обожала разглядывать их… Потом звездное небо затмили негаснущие ночь напролет огни Филадельфии — на долгие, долгие годы. И лишь теперь, когда в её жизни появилась Кара, Кэлен снова начала видеть звезды.
Лодка мягко едва ощутимо покачивалась. Река, тихо, почти неслышно вздыхая, прикасалась к обшивке чуть выше скулы — словно пробовала их посудину на вкус… или целовала. Небо, чернильно-синее и глубокое, затягивало, искушало россыпью голубоватых алмазов. И они лежали между двумя этими глубинами — водной и небесной, покачиваясь на волнах — реки, любви и такого же глубокого и безбрежного, словно небеса, счастья.
Нет, конечно, сексом, вопреки намекам Кэлен, они не занимались: неуместно, да и холодно. Несмотря на близость берега, здесь, над рекой, гулял ветер, не сильный, но довольно сырой, пробирающий даже через одежду. Вот и пришелся весьма кстати обнаруженный в каюте толстый плед: под ним было так тепло лежать, так уютно обниматься и так невозможно, невыносимо сладко целоваться! А потом, с сожалением отпустив из упоительного плена губы друг друга, смотреть на звезды, ослепительно холодные и обжигающе прекрасные, и молчать, улыбаясь. Улыбаясь просто так, без повода… А впрочем, разве звездное небо, ласковый плеск невысоких волн и, главное, тихое любимое дыхание рядом — не достаточный повод для счастливой улыбки? И разве это не достаточный повод для того, чтобы оторвавшись в очередной раз от самых вкусных в мире губ, прошептать:
— Радость моя, кажется, я сейчас просто умру от любви…
— Нет, милая… от любви не умирают. Умирают без любви. А от любви… от любви живут.
Как так получилось, что под этими сумасшедшими хрустальными звездами они вдруг заговорили о Мэйсон? Ведь это была их ночь, только их, ночь на двоих… Ночь, которая могла длиться и длиться, почти бесконечно — до рассвета, до усталости, ибо не нужно было никому никуда спешить: ни Кэлен на работу утром, ни Каре — уступать место своей альтер-личности. Эта ночь была только для них, и они могли бы наслаждаться ею — и друг другом, сделав вид, а то и в самом деле поверив хоть ненадолго, что в их отношениях нет никакого третьего… Нет, они и наслаждались, конечно же. И даже временами действительно забывали — искренне, абсолютно! — о третьем. Но лишь временами.
Так с чего все началось? Да, кажется, с этих слов о любви. О любви и смерти. О любви и жизни. С восхищения, восторженного, изумленного, которым Кэлен переполнилась от ответа Кары. И с легкого приступа немоты, что приключился с ней, Кэлен, после этого. Простота и глубина этой мысли, что озвучила Кара, потрясла, пробрала не хуже сырого речного ветра — и Кэлен растеряла слова, не могла, никак не могла найти нужные. Просто смотрела — нет, таращилась же, ну! — на Кару с этим вот изумленным восхищением и молчала. А Кара, улыбнувшись как только она и улыбается — едва заметно, тень, отблеск улыбки! — привычно отвела глаза. И Кэлен вдруг вспомнила, о чем давно хотела спросить её — да все как-то не решалась. А теперь вопрос словно бы сам выпрыгнул, без разрешения, без размышлений: