— Я и говорю, это лишь одна из версий, — Кара навалилась боком на спинку кресла, согрела Кэлен взглядом. — Видишь ли, мы с Мэйсон искали, но так и не нашли ничего на себя… никаких документов, кроме тех, что были в общине. А они, вполне возможно, поддельные. Поэтому мы так и не узнали, кто мы, кем были наши родители… Мы даже не уверены, что Кара Мэйсон — настоящее имя. Так что — да, кто из нас изначальная личность, а кто вторичная, мы наверняка не знаем.
Они не знают, кто из них кто... А Кэлен не знала, что говорить, как реагировать. Может быть, даже впервые в жизни — не знала. И не очень понимала, что она чувствует. Жалость? Да, несомненно. И вовсе не оттого, что Кара жаловалась — напротив, она сказала все это спокойно, обыденно, безэмоционально… даже немного слишком. Да, именно. Кэлен и услышала, определенно, скрытую за этим ровным мягким тоном боль. Это ведь, наверно, и правда тяжело и больно — не знать, кто ты. Ну, кто ты на самом деле. Не знать, кто твои родители — биологические, живы ли они. Любили ли они тебя? И почему оставили — по собственной ли воле или по воле злого случая? Несомненно, это тяжело и мучительно… И не потому ли так легко попадались в лапы маньяка те маленькие девочки? Ведь он… она… обещала им самое ценное — определенность. И надежду на избавление от этой мучительной тяжести, этой затаенной боли…
Да, Кэлен испытывала жалость — и к Каре, и к Мэйсон. Да что там, она переполнилась этой жалостью! Но… Кара всем своим видом показывала, что как раз в жалости она сейчас не нуждается, и Кэлен боялась её выразить. Неуместно же будет, ну! Или она ошибается? Давным-давно кто-то сказал ей: «Утешай не того, кто от боли плачет, а того, кто о боли молчит». Кто это сказал? Кэлен забыла. А вот сами слова в память врезались, категорически. И если бы сейчас здесь перед ней сидела и говорила все это Мэйсон, Кэлен без всяких сомнений излила бы на неё свою жалость. Несмотря на сопротивление — и даже назло ему, этому сопротивлению! Потому что она, Кэлен, уверена: Мэйсон ни черта не знает, в чем нуждается, когда дело касается чувств, её собственных чувств! Но Кара — не Мэйсон. Кара честнее в эмоциях, Кара куда как лучше понимает, что ей нужно, а что — нет. И если она показывает, что жалость ей не нужна… что ж, значит, так оно и есть.
Кэлен вытащила руку из-под ладони Кары, прикоснулась пальцами к её щеке, подалась вперед, к ней, и просто поцеловала. Мягко, нежно и глубоко… Успела заметить мелькнувшую в зеленых глазах благодарность — перед тем, как Кара опустила ресницы, отдавшись этому поцелую, откликнувшись на него не просто губами — всей собой.
Ночь.
Удивительное время. Любимое время. Для Кэлен ночь всегда была полна тайн, скрытых смыслов, волнующих надежд, манящих обещаний… чего? Бог его знает. Чудес, может. Ну, а что? Ведь именно ночью случилось с ней, с Кэлен, это чудо: она познакомилась с Карой. Кара… ночной житель с дневным теплым солнцем в глазах. Разве это не чудо? Да самое настоящее же, ну! И затем все продолжалось, развивалось именно по ночам: волшебство их встреч, магия рождающейся на этих свиданиях любви… взаимной, а оттого особенно чудесной.
Нет, конечно же, день Кэлен тоже любила. Радовалась солнечному свету и новым возможностям. Но… сколько она себя помнила, её дни всегда были заполнены до отказа — делами, хлопотами, суетой, общением, зачастую не слишком приятным, обязанностями… Совсем как вот это, минувшее, воскресенье. Сумасшедший же был день, ну! Не удивительно, что Кэлен даже обрадовалась, когда над Филадельфией окончательно сгустились сумерки, переплавив голубовато-сизый вечер в ночь и расшив синий бархат неба крупными хрустальными бусинами звезд. Которых, кстати, они, Кэлен с Карой, и не увидели бы во всей красе, если бы там, у подъезда дома 1015 на Честнат-стрит, после поцелуя Кэлен не спросила:
— Ты хочешь домой? Сейчас?
— Ну… — Кара стрельнула взглядом, отвела его привычно. Улыбнулась едва заметно — намек, обещание улыбки: — Если только для того, чтобы… продолжить в спальне…
— Продолжить стоит определенно, — Кэлен прикоснулась губами к уголку её губ. — Только не в спальне… и не дома.
— А где? — Кара даже в глаза ей уставилась, прямо, не отрываясь — от изумления, не иначе.
— Под звездами, — загадочно шепнула Кэлен. Пообещала: — Тебе понравится! — и, не дожидаясь согласия — она и не сомневалась, впрочем, что Кара согласиться! — завела двигатель и увезла Кару в Харбор-парк на Спрус-стрит.