Осколки (СИ)

— То есть… если ты не будешь соблюдать этот ритуал… твоя жизнь будет как один бесконечный день? — Кэлен и сама не могла поверить в то, что говорит. Как-то это… слишком за гранью понимания обычного человека. Человека с одной личностью…

— Да! — кажется, Мэйсон обрадовалась её, Кэлен, догадливости. Улыбнулась даже: — Типа того. Один длинный, нескончаемый день… с провалами в памяти.

— Охренеть… — Кэлен только это и смогла выдавить. Интересно, а вот реально это — привыкнуть к шоку? Видимо ей, Кэлен, придется, проверить, как говорится, на собственной шкуре. Ибо в последние дни эти двое, Кара и Мэйсон, только делают, что шокируют своими откровениями, черт возьми! Кэлен потрясла головой, пытаясь уложить там, внутри, услышанное. Получалось плохо, из рук вон, мешал шок — и снова примешавшаяся к нему глупая — наверняка же, ну! — жалость. Глупая, потому что… опять же, что такого-то? Они не спят. Не видят снов. И что? Это ведь не повод, совсем не повод их жалеть! Но — отчего-то жалелось… как-то очень жалелось, до пощипывания в носу, до комка в горле… Отчего-то захотелось обнять чертову невозмутимую Мэйсон и пошептать на ухо утешительных неразборчивых глупостей. Только… Мэйсон ведь её обфыркает презрительно, да? Конечно. Обожжет ироничным взглядом, укусит этой своей кривой ухмылкой… Упрямая и несгибаемая чертова Мэйсон! Которая сегодня отчего-то обнимает и обнимает её… Кэлен вздохнула:

— А у Кары, значит, бесконечная ночь?

— Типа того, — повторила Мэйсон, усмехнувшись. Добавила педантично: — Ты это у неё спроси.

— Спрошу… — Кэлен вновь вздохнула, провела пальцами по плечу, по руке Мэйсон. — Может быть… Она все спит?

— Да, — Мэйсон оживилась. — Представляешь? Очень необычно. Я еще никогда не ощущала её так… спящей… да еще так крепко, — кажется, сквозь легкое удивление в её голосе зазвучали нотки нежности и… зависти, — а может, Кэлен это почудилось. Но жалостью её накрыло окончательно, затопило, затуманило разум. Кэлен снова погладила руку Мэйсон, её плечо — выглядит сильным, а на ощупь-то такое же острое, хрупкое, как у Кары! — шепнула на ушко:

— Ничего, Мэйсон. Завтра начнутся твои двое суток… и ты тоже поспишь. По-настоящему. Крепко и сладко… — и поцеловала её чуть ниже мочки, то ли в щеку, а то ли уже в шею. Мэйсон скосила на нее глаза, глянула изумленно, слегка испуганно даже. И — какая неожиданность, ну! — фыркнула:

— Да мне это не нужно!

— Конечно, — Кэлен улыбнулась. — Это нужно мне. Мне очень интересно, какой сон тебе приснится, любовь моя, — и снова поцеловала её. Мэйсон… запыхтела сердитым ежиком, взрывая Кэлен — традиционно, привычно, ну! — нежностью, отвернулась, буркнув:

— Можно подумать, я тебе расскажу!

— Конечно, расскажешь, — Кэлен едва слышно рассмеялась ей в ухо. — У меня талант, Мэйсон. Людей так и тянет мне исповедаться… И ты тоже не устоишь, любовь моя…

Пыхтение усилилось. Кажется, чертова Мэйсон — невозмутимая, несгибаемая — впервые не знала, что ответить. Растерялась. И Кэлен, плавясь от умиления и нежности, ждала, сдерживая улыбку… Дождалась: пыхтение стало тише, медленнее… превратилось в ровное, спокойное дыхание… расслабились, потяжелев, обнимавшие её руки… Кэлен и не сразу осознала, что произошло. А когда поняла, расхохоталась — тихо, почти беззвучно, — опрокинувшись на спину: чертова Мэйсон сбежала! Смылась по-английски, не прощаясь, оставив Кэлен наедине со спящей Карой. Струсила! Кэлен поцеловала уголок её… их губ, прошептала, с нежностью вглядываясь в любимое лицо:

— Знаешь, что мы сделаем, когда раскроем это чертово дело, Мэйсон? Мы возьмем отпуск. Настоящий. И поедем куда-нибудь, где тепло. И вы с Карой будете меняться не через двенадцать часов, а через сутки. И будете спать. И видеть сны…

Ей показалось, что уголок губ чуть дрогнул, обещая улыбку. Но… наверно именно показалось.