Осколки (СИ)

— Не слишком часто проверяешь? — и разозлилась на свое сердце, которое вдруг затрепетало, заметалось пойманным мотыльком.

— Нормально, как по мне, — и почти уже прикоснулась губами к губам. Чуть прищурилась. — Думаешь, еще не время?

— Нет, — на выдохе, но твердо, твердо же, ну! А руки, между тем, снова проявили чудеса самостоятельности. Кэлен ведь их положила на плечи Мэйсон, чтобы оттолкнуть, а не для того, чтобы они обвивали её шею, еще и ласкали пальцами, вот же предатели!

— Уверена? — Мэйсон уже почти целовала её… И пришлось собрать всю оставшуюся волю, чтобы — неимоверным усилием — все же вернуть вышедшие из-под контроля руки на плечи Мэйсон, упереться, отталкивая:

— Да… — и уже тверже. – Да, уверена!

— Ладно, — отступила, размыкая объятия, выпуская из них Кэлен. И даже улыбнулась, весело, наморщив нос: — Я все равно голодная. В прямом смысле. Мы есть-то когда-нибудь пойдем, Амнелл? Или ты решила меня голодом заморить, чтобы не выполнять своих обещаний?

— Пойдем, Мэйсон. Переоденусь только, и сразу пойдем… — Кэлен — ну вот и как тут самой себе не удивляться? — снова вздохнула и облегченно, и разочарованно.

— Зачем тебе переодеваться? Ты прекрасно выглядишь, как по мне.

— Ой, спасибо, — Кэлен фыркнула, отодвинула её с дороги, направляясь в комнату. — Осваиваешь искусство делать комплименты, Мэйсон?

— Типа того, — хмыкнула, пошла следом.

— И куда это ты? Я переодеваться собираюсь.

— Я поняла. Потому и иду за тобой.

— Мэйсон! — Кэлен надеялась, что улыбки в голосе не слышно. Очень надеялась. — Ты уже видела меня голой. Зачем сейчас смотреть..?

— Амнелл, что у тебя с логикой? — кажется, теперь она замерла в дверном проеме комнаты. — Я тебя видела голой, да. И мне понравилось. Логично же, что я хочу еще, разве нет?

Черт побери, ведь на эту чертову Мэйсон даже разозлиться не получается! Кэлен с улыбкой покачала головой и сняла футболку. Ну и пусть Мэйсон смотрит. Во-первых, ничего, кроме спины не увидит. А во-вторых, Кэлен ведь все равно собирается с ней, с чертовой Мэйсон, спать, не так ли?

— Слушай, Амнелл, — задумчиво пробормотала вдруг чертова Мэйсон. — Я тут подумала, а покупка ковра тебя простимулирует? Ну, в смысле, сделает более сговорчивой?

— ЧТО? — Кэлен развернулась, взрываясь возмущением и… Оказывается, Мэйсон вовсе не стояла в дверях. Оказывается, она приблизилась — прямо за спину Кэлен, почти вплотную. И, развернувшись, Кэлен буквально впечаталась в нее, в эту чертову Мэйсон, вновь угодила в её объятия. А Мэйсон одарила её — оторопевшую, растерянную — наглой своей улыбочкой:

— Точно в цель, Амнелл, — и все-таки овладела её губами…

====== Часть 21 ======

Ковер они все же купили — вечером, поздно, да почти уже ночью, на самом-то деле. Просто зарулили в какой-то огромный «ковровый центр» — после обеда и длинной, очень веселой поездки по городу — и купили. Большой, квадратный, с высоким ворсом, в котором так приятно тонуть ногами — и не только ногами, нет, на таком ковре одно удовольствие валяться, утопая всем телом, — натурально-шерстяной, невозможно нежный на ощупь, безумно дорогой. Ну, правда, он стоил каких-то совсем сумасшедших денег, которые Мэйсон заплатила, и глазом не моргнув, надо же! Кэлен решила, что Мэйсон выпендривается. Форсит перед ней. Но ковер был хорош. Потрясающе хорош! За исключением цвета.

Дело в том, что они купили — внимание! — розовый ковер. Розовый, мать его! Розовый!!! Кэлен все никак не могла отойти от шока. И по дороге домой — домой к Мэйсон, куда они заказали доставку пресловутого ковра на «через час», Кэлен все давилась едва-едва удерживаемым смехом. Ей-богу, ей приходилось прилагать просто нечеловеческие усилия, чтобы не хохотать, да что там, не ржать в голос! Розовый, мамочка! А самое смешное, что выбрала его Мэйсон. Нет, правда, Кэлен очень старалась сдержаться. Но стоило ей бросить взгляд на сидящую в пассажирском кресле напарницу, как в голове неоновой вывеской вспыхивало: «Мэйсон выбрала розовый ковер!», — и Кэлен стискивала челюсти, и сжимала губы, давя вскипающий хохот.

Правда сама Мэйсон с упорством, достойным лучшего применения, настаивала, что ковер вовсе не розовый, а цвета топленого молока. Ну, ладно, для тех, кто — как Кэлен, понятно же, ну! — совсем не различает оттенков, персиковый. Но точно, совершенно точно не розовый. Кэлен кивала, прикусив нижнюю губу, смотрела на Мэйсон честными глазами и… да, сдерживала смех. Нет, конечно же, цвет у ковра был не кричащий. Не какой-нибудь там пошло-розовый, а — приглушенный, припыленный даже, пастельный. Но все же — розовый! И Кэлен, стараясь не расхохотаться, все пыталась разгадать эту тайну: почему, ну почему же Мэйсон выбрала именно этот цвет? Почему розовый? Вот не увязывалась у Кэлен в голове Мэйсон с розовым ковром. Категорически не увязывалась. Кара – да. Каре такой цвет совершенно точно подходил, и у Кэлен бы даже вопросов не возникло, если бы этот ковер выбрала Кара. Но Мэйсон? Несомненно, проще всего было спросить. Но именно этого-то Кэлен сделать и не могла — боялась заржать. Совершенно дико, безумно, неприлично заржать.