Осколки (СИ)

— Свечи? — почему-то Кэлен стало весело. — Давай!

Мэйсон снова хмыкнула, походила по комнате, пошуршала чем-то, вернулась к Кэлен, присела возле нее:

— Так ты спать собираешься?

— Говорю же, не знаю. А ты?

— Ужинать. Будешь?

— Не… нет. Не хочу есть. Пить хочу…

— Вина?

— Фууу… нет, алкоголя мне хватит.

— Стакан теплого молока?

Кэлен хихикнула. Ну, просто вдруг представила Мэйсон — вот нынешнюю, взрослую — растрепанную, в пижамке и со стаканом теплого молока в руке. Пижамка обязательно розовая — в тон ковра, и на пару размеров больше. Картинка получилась настолько трогательная, что Кэлен буквально расплавило от нежности. Она открыла глаза, с улыбкой — нежной, невозможно нежной! — посмотрела на Мэйсон. Мэйсон подозрительно нахмурилась и даже чуть отодвинулась:

— Амнелл, ты ведешь себя странно.

— Твой розовый ковер на меня так действует, — Кэлен снова хихикнула: Мэйсон в пижамке все еще маячила перед внутренним взором.

— Он не розовый! Персиковый. Так что, молоко будешь?

— А… какие еще варианты?

— Пиво. Безалкогольное.

— О, если холодное — тащи.

Мэйсон чуть склонила голову, вздернула бровь, секунду задумчиво пялилась на Кэлен, затем протянула ей запотевшую баночку. Кэлен приподняла голову, приняла пиво, сделала пару глотков и снова откинулась на подушку, закрывая глаза. Выдохнула удовлетворенно, снова начала расслабляться, растекаться… и тут же заныл желудок, весьма недвусмысленно сообщая, что он голодный. А следом в нос, в мозг буквально ворвался аромат пиццы — острый, дразнящий. Вкусный. Потянул за собой, заставляя Кэлен рывком подкинуться с ковра, сесть, распахнуть глаза, оглядеться в поисках добычи. Которая обнаружилась сразу: плыла себе по воздуху в руках Мэйсон, неторопливо и неуклонно приближаясь к её же, Мэйсон, губам. Добыча была перехвачена, перенаправлена к другим губам — губам Кэлен, и почти мгновенно надкушена. Настолько мгновенно, что лишившаяся куска пиццы Мэйсон еще несколько секунд сидела с поднятыми и поднесенными ко рту руками, оторопело хлопая зелеными глазищами. Кэлен от них, глазищ этих, не отводила взгляда — восторженного, сияющего, радостно поглощая отнятую у нее пиццу. Замерла, услышав весьма удивленное и красноречивое: «Кхем», вздернула брови – мол, что не так? Мэйсон пожала плечами, поиграла губами… чуть подалась к Кэлен:

— Амнелл, а чем тебя не устраивает пицца на тарелке? Зачем тебе понадобился мой кусок?

— Он был ближе, — честно ответила Кэлен и запихала в рот остатки. Мэйсон, недоуменно нахмурившись, втянула губы. Выпятила. Снова втянула. Задумчиво покивала и подцепила с блюда кусок пиццы. Понесла ко рту, остановилась на полпути, покосилась на Кэлен и протянула кусок ей. Кэлен помотала головой, подняла с ковра банку с пивом, вновь буквально захлебываясь нежностью: растерянная, растрепанная Мэйсон с куском пиццы в руках была ничуть не менее трогательная, чем на той картинке, что мысленно нарисовала себе Кэлен. Разве что розовой пижамки не хватало… Кэлен сделала пару глотков из банки, огляделась, обнаружила салфетки — оказывается, Мэйсон предусмотрительная, надо же! — вытерла руки, губы. И — удовлетворенно вздохнула. Желудок успокоился. На душе тоже как-то тепло стало, уютно… И совесть, что особенно радовало, молчала. Осталось лишь улучить момент и добавить снотворное в пиво Мэйсон. Нужно как-то её отвлечь. Или куда-то отправить… Попросить что-то принести? Может быть… Кэлен посмотрела на свои босые ноги, очаровательно улыбнулась только что откусившей пиццу Мэйсон:

— У тебя не найдется теплых носков, напарник? — добавила в улыбку, во взгляд этакой виноватой беспомощности. — Очень мерзну…

====== Часть 22 ======

— Все же интересно, Амнелл, что ты делала ночью? — Мэйсон отставила в сторону опустевшее наполовину блюдо. Кэлен, кстати, понравилось, как она, Мэйсон, ест — очень аккуратно, неторопливо и тихо, вообще неслышно. Приятно. И это, между прочим, было категорически важно для Кэлен. Ибо она, Кэлен, считала процесс поглощения пищи таким же интимным, как, скажем, секс. Или как плакать. Ведь не станешь же всем подряд показывать свои слезы, не так ли? И сексом заниматься с первым встречным тоже не будешь. По крайней мере, про себя Кэлен знала точно: если плакать, то только тому, кому доверяет, секс — только с тем, кого любит. А трапезу она — спокойно и с удовольствием — могла разделить только с тем, кто ест приятно. Вот, как Мэйсон. Или Кара. Не чавкает, не издает разных отвратных звуков, не глотает громко, не болтает с набитым ртом, не жует с открытым… Кара ела приятно. И Мэйсон тоже. Она, Мэйсон, например, молчала, вообще не разговаривала, пока ела. И, только насытившись и отодвинув в сторону блюдо, поинтересовалась, чем занималась ночью Кэлен.

— Пила вино, — Кэлен пожала плечами, надевая на лицо максимально равнодушное выражение. — Смотрела телевизор.

— Мдааа? — у Мэйсон засветились глаза. Но Кэлен, на свою беду, не обратила на это внимания. А зря… — Ты пила еще что-то кроме вина? Наркоту принимаешь, сладкая?

— Что? С чего вдруг? Я сейчас вообще твоей логики не уловила, Мэйсон.