Осколки (СИ)

Агата подняла руки Стужина над головой. Поцеловала квадратный подбородок, спустилась ниже, провела руками по рёбрам и, как будто не веря, что такая красота и правда реальна, ощупала те самые заветные шесть кубиков на его твёрдом, как барабан, животе. Она ласкала Илью неторопливо, с наслаждением, понимая, что вряд ли когда-нибудь ещё ей попадётся такой потрясающий экземпляр. Илья терпел. Шипел. С намёком вскидывал бедра, но не мешал. Лишь сильней вжимался пальцами в хлипкое изголовье кровати. А ведь учитывая, в каком состоянии находилась мебель в этой гостинице, имелся риск, что тот его оторвёт вовсе. Так что по-хорошему Агате следовало бы заканчивать со своими исследованиями, но… Когда Стужин сжимал руки, его и без того внушительные мышцы вздувались ещё сильней, реки-вены обозначались чётче. Они плыли по бугрящимся холмам его рук, опоясывали их, переплетались, и это было совершенно отдельное эстетическое наслаждение — за ним наблюдать. У Агаты мелькнула мысль, что если бы Илья принадлежал ей, она бы посадила его под амбарный замок и никуда бы не выпускала из дома. Из банального страха, что его уведут. Агата ласкала его, а себя убеждала в том, что даже лучше, что здесь всё и закончится. Иначе она бы сошла с ума от ревности, которой раньше вообще не знала.

Да, хорошо, что всё закончится. Хо-ро-шо. Но всё же… всё же ей ужасно хотелось стать для него особенной. Чтобы он сохранил её в памяти и хоть так к ней возвращался. Агате казалось, она непременно это почувствует. Иначе и быть не могло. Память тем и хороша, что запечатленные в ней события могут повторяться снова и снова, сколько бы лет не прошло.

Наконец её пальцы решительно двинулись дальше. Обхватили бархатистую плоть. Перебирая коленями, она спустилась ниже по ногам Стужина. В том, что задумала Агата не была совсем уж новичком, но до настоящего дня она делала это как будто по необходимости. Другое дело теперь, когда во рту даже слюна собралась от желания им угоститься.

— Твою мать!

Агата улыбнулась. Рука Стужин метнулась от изголовья и зарылась у неё в волосах. Тот никак не мог оставить своих командирских замашек и, видно, решил перехватить инициативу. Но тут она не возражала. Скорее, наоборот, была довольна такой помощью. Все ж опыта ей катастрофически недоставало.

— Всё, Агата, давай! Кончай.

— Ну-у-у для этого мне надо…

— Так вот об этом я и говорю, — перебил Стужин, перекатываясь на бок, чтоб нашарить штаны. Достал последнюю резинку. Раскатал. — Давай. Ты сверху хочешь?

— А что, у тебя с этим какие-то проблемы?

— Ты ж не собираешься сейчас толкнуть мне лекцию о шовинизме? — всерьёз забеспокоился Стужин.

— Не-е-ет.

Вышло с придыханием, потому что как раз в этот момент Агата, снова его оседлав, стала медленно опускаться.

— Вот и хорошо… Вот так! Да… Девочка, хорошая, ласковая, нежная… Спасибо… Спасибо. Да… Вот так. И ещё…

Потом они долго-долго не спали. Шептались о чём-то, водили руками, исследуя друг друга в кромешной тьме. Удивляясь тому, что на смену такой же беспросветной тьме в душе пришло что-то светлое. То, что им обоим помогло пережить эту страшную ночь и не сломаться.

— Слушай… А поехали со мной, — сказал он, когда первые лучи солнца опустились на город, с большим трудом пока рассеивая темноту.

— А куда? — шепнула Агата и приподнялась на локте, чувствуя, как внутри загорается робкий огонёк надежды.

— Я не знаю. Нужно валить. Теперь точно нужно, хотя… для меня это непросто. Есть одно обстоятельство…

— Я не могу.

— Почему? Наши едут в Дубай, в Турцию. Можно и к Европе присмотреться, и к Америке. Сейчас всё это сложней, но нет ничего невозможного для человека с мозгами.

— Я не могу, — с сожалением повторила Агата. Отодвинулась. Села, подтянула к груди колени и обхватила руками, вдруг без всякой причины озябнув.

— Но почему?

— Потому что я нужна тем, кто уехать не может.

— Послушай, мне это знакомо! Как никому знакомо. И знаешь, как я считаю? Нужно в первую очередь думать о себе. О близких. Всё… Дальше твоя ответственность не распространяется.

— Не могу, — повторила Агата, чуть не плача. — Не надо, Илюш… Закрыли тему.

— И даже не объяснишь?

— Объясню, если это так для тебя важно. У меня есть фонд. Я чувствую за него ответственность. И не могу всё бросить. Хотя иногда очень, очень хочется.

— Уверен, тебе найдут замену! — в отчаянии выпалил Стужин и как будто сам удивился своей горячности.

— Нет. К счастью, или к сожалению — не найдут. Я не оспариваю твоё право на отъезд. Не оспаривай, пожалуйста, моё право на то, чтобы остаться. У меня нет сил ещё и с тобой спорить.

— Прости. Прости, иди ко мне… Просто так не хочется, чтобы всё закончилось.

Агата юркнула в объятья Стужина. Улыбнулась:

— Осторожнее, сердцеед. Не то я ещё подумаю, что ты не такой уж бабник, каким хочешь казаться.

— Боюсь, такого позора моему реноме не пережить.