Осколки (СИ)

— Один. Я с тех пор, как тебя не стало, всегда один. Агата… — жарко шепнул Стужин, оттесняя Агату в тёмный угол и наклоняя голову, чтобы вдохнуть исходящий от неё аромат. — Поехали отсюда, а? Я так соскучился. Не думал, что такое возможно…

— Так по кому-то скучать? — спросила, смыкая руки у него за спиной.

— Так влипнуть. Как в стену с разбегу. Я тебя каждый день вспоминаю. Каждый грёбаный день. Наваждение какое-то.

Он коснулся её губ, легонько, будто вспоминая вкус, хотя ещё не успел его забыть. Да и вообще не был уверен, что сможет. Провёл языком с мучительным стоном, настойчиво толкнулся в рот и с силой сжал в ладони затылок, открывая для себя ещё больше… И ещё больше.

— Я квартиру купил в Дубае. Классная, с террасой, бассейном и всеми делами. Окна прям на залив. Не сильно большая, сто двадцать метров, но цены там — космос, так что…

— Что?

— У тебя есть два дня на сборы. Билет я куплю.

Он говорил и целовал, целовал и говорил. Надеясь таким образом склонить чашу весов в свою пользу.

— Нет.

— Что — нет?

— Нет, и всё. Я же всё тебе объяснила. Я не могу поехать.

Стужина этот ответ взбесил. Он не мог взять в толк, почему она выбирает не их. Не его… Как будто для неё это значило гораздо меньше, чем для него самого. Это было в новинку.

— Уверен, ты везде сможешь найти себе применение.

— Ты не понимаешь. Я работаю с людьми с аутизмом. Я нужна им. Вот и всё.

Это было неожиданно. Очень. Стужин полагал, что Агата работала с тяжелобольными. Потому как на это было направлено большинство благотворительных инициатив, а тут… Ну просто идеальное попадание.

— Ты нужна мне! А если тебе нужна работа — я тебя ей снабжу на много-много лет вперёд.

— И всё-таки ты не понимаешь…

— Это ты не понимаешь. Ладно… Моя дочь — аутистка. Все свои знания и умения ты могла бы сосредоточить на ней.

Агата взволнованно зарылась пятернёй в рассыпанные по плечам медовые волосы. Усмехнулась.

— Так вот почему ты такой…

— Какой?

— Настойчивый.

— Кажется, я тебя не понимаю.

— А я, наоборот, знаешь ли, многое поняла. Тебе ж не я нужна, так? Мои услуги? А что, очень удобно. И нянька для дочки и давалка для папы в одном лице.

— Что ты несёшь? Ты спятила? Я до этих пор вообще не знал о твоей специализации!

Агата отвернулась. Стужин не мог понять, о чём она думает. Дошли ли до неё его аргументы?

— Это неважно. Я всё равно не смогу уехать. Извини, мне нужно идти.

— Постой! Ну почему, ради бога, ты не можешь?! Уезжают тысячи… Сотни тысяч!

— Потому что если я уеду, всё, что сотни неравнодушных людей строили много лет, развалится к чертям собачьим.

— Да не бывает незаменимых, пойми! Не ты это сделаешь — так кто-то. Свято место пусто не бывает.

— Ещё будут какие-нибудь пословицы?

— Нет! Только вопрос. Почему ты такая дьявольски упрямая?

— Потому что иначе в этом мире никак. Была рада повидаться.

И всё… Всё! Агата ушла, плавно покачивая бёдрами. А Илья остался, чувствуя, как его мир рушится во второй раз. ГЛАВА 14

После той неожиданной встречи со Стужиным время как будто застыло. Агата то и дело поглядывала на часы, делая про себя пометки — минус час, мину два... минус сутки. А когда настал день отъезда Ильи, она поняла, что одна этого просто не вынесет. Подхватилась ни свет ни заря с красными от недосыпа глазами, побросала кое-какие вещи в рюкзак и без предупреждения рванула через весь город к родителям. Те жили на старой, построенной ещё до войны даче. Из-за небольшой, но достаточно высокой башни со шпилем в детстве дача казалась Агате сказочным замком. Она представляла себя эдакой королевой, вассалами которой были и родителя, и бабуля, и дед, и все её друзья — соседские ребятишки.

Сам дом спроектировал дед Наум. И многие его теперь по праву считали одним из лучших образцов деревянного модернизма. Для Агаты же этот дом был не просто памятником архитектуры, а чем-то живым и дышащим, чему принадлежала частичка её души. Что немудрено, ведь этот дом растил её и воспитывал, он окутывал её теплом и рассказывал что-то. Скрипом половиц… Гулом ветра в печной трубе. Скрежетом веток по оконному стеклу. Грохотом дождя в жесть крыши. Шуршанием накрахмаленных простыней. Потрескиванием берёзовых дров в камине. И сотнями других напевов и голосов.