Осколки тени и света (СИ)

Мне позволили. Но не к себе. Каса переживал, что я войду в дом и не выйду обратно, он хорошо помнил шипы на ограде. Может и к лучшему, я не знала осталось ли тело Драгона во дворе. Снова увидеть его было бы мучительно. Так что я вымылась и переоделась в длинное, похожее на саван платье в доме у Мелитар. Мне помогли высушить волосы, а одна из девушек семьи Алиши, сама невеста, не удержавшись, вплела алую ленту. В темных волосах смотрелось красиво. Гармонировало с красными шнурками, которые удерживали края широких рукавов на запястьях и не давали вороту расползтись по плечам.

К обрыву над озером я отправилась в сопровождении Мелитар. Я так и не выбрала себе семью, а значит она – старшая всем – была мне за мать.

Я была не единственной невестой, так что процессия получилась внушительная. Вернувшийся гонец протолкался к иру Касе и сообщил не слишком радужные новости.

– Никого не прислали, – говорили где-то позади. – Там раненых полно и погибших, и людей свежих нет. А кто еще хоть что-то соображает, выглядят примерно как восставшие. Особенно некры. Тен-Морн еще ничего был, но старший лагеря сказал, что он почти пустой спать ушел, а под утро сорвался, только тенью мазнуло. Лодвейн пальцем над головой крутил, будто тот окончательно крышкой хлопнул. Совсем без ума нужно быть, чтобы тенью ходить после того, что там творилось.

– А что творилось?

– Так некрарх же…

– А инквизиторы?

– Двое всего было. Арен-Фес погиб, его ученик совсем мальчишка и серый от усталости, ему с надзоровскими некрами работы выше головы.

Позади толкнулся воздух. Кто-то нагнал и пристроился рядом с Мелитар

– Тебе здесь не место, Ром, – сухо обронила ирья. Она несколько раз порывалась отговорить меня и отступалась.

– Представь, что я дружка жениха, ба Мелли, – произнес Эверн, мне казалось, он улыбается, хотя радости в голосе не было.

– Вот уж два сапога… Удружили так удружили, что ты, что он. Мужчины… Никогда-то вас на месте нет, когда более всего нужны.

Дом смотрел мне в спину безмолвием. Тень от него, странно вытянутая и непропорционально длинная, была увенчана замершим в движении абрисом колокола. Не его ли голос я слышала, когда оборвала жизнь Драгона? Тень тянулась по дорожке за воротные столбы и дальше. Казалось, что она продолжается над обрывом и даже над зеркалом озера.

Поводок придавил шею, едва я пересекла границу общины, сжимался сильнее с каждым моим шагом, а когда встала на край, мне было уже привычно нечем дышать.

Тень вдруг разошлась, будто облако, прикрывающее солнце, сбило в сторону, и свет, с неба и отраженный от зеркальной глади озера, хлынул в глаза. Взметнувшийся из-под обрыва порыв обжег щеки, сорвал с ресниц невольно проступившие слезы, и я вскинула руку, по привычке чуть разведя пальцы, как учил когда-то отец. Чтобы можно было смотреть.

Ветер трепал подол невестиного наряда, играл волосами, будто хотел избавить меня от вплетенной туда ленты, и путался в пальцах. Я чувствовала его ладонью, чувствовала запах и вкус. Каково чувствовать его крыльями?

– А первый полет, это обязательно? – приставала я как-то осенью к Ольгерту, взамен помогая цеплять связанные по двое стебельками золотистые луковые головки к веревке, привязанной к перекладине навеса. Крылья всегда меня интересовали неимоверно. Мелитар, свободно просвещавшая во всем, что касалось общины, эту тему не обсуждала, позволив мне самой хлебнуть радостей познания. Взрослые иры шарахались от моих вопросов или краснели, а Олька сдался за помощь в скучных заданиях, вроде плетения лука или переборки овощей. – Страшно?

– А девчонкам бескрылым во Встречный день на край встать страшно? – ворчливо бубнел Ольгерт. У него ломался голос, и подросток предпочитал говорить вот так, себе под нос, чтоб случайно не сорваться на дискант.

– Не знаю, я же не вставала.

– Вот и я не знаю. Мне рано. Да и не обязательно это. Каждый сам решает.

Каждый – сам. А я не хотела – сама, я хотела – вместе. У меня есть огонь отца и свет матери, а у Ине тени и крылатая тьма. Разве из нас двоих не получится темное пламя? От огня будет свет, а от света тень…

Алая лента сорвалась, зависнув над обрывом…

Там, внизу, на вьющейся среди камней тропе, тень, смазанный силуэт, точно так же, как я, вскинул руку, пряча глаза от солнца, чтобы посмотреть вверх.

Волосы вспыхнули…

Мы – осколки, бусины, нанизанные на нити, привязанные к кривоватому ободку. Ловим свет из-под руки, потому что иначе он слишком ярок для наших потрепанных душ, слишком пронзителен для наших закрытых глаз. Но теплый, живой, а потому – нужен. И я стану для него этой рукой, а он станет рукой для меня. Или крылом. Да, крылом. Всегда хотела крылья.

Элле’наар…

Ине мой…

Я иду

И я шагнула навстречу.

Тьма закрыла свет, проросла инеем, оделась в пламя, окутала тенями. Спрятала меня от мира и жадных глаз, чтобы только он, тот, кто пахнет горячим железом, мог видеть, что я умею сиятьтакитакгореть, и что этот огонь у нас один на двоих.