Осколки тени и света (СИ)

– Папа-ведьма. У него второй облик – ворон. И он вечно что-то терял при обороте, то рубашку, то носки. Мама всегда смеялась, что ему одежды нужно, как столичной кокетке. Тогда он ухмылялся, а потом курьер приносил очередное неприличное платье, и родители принимались ругаться и выяснять, прилично ли принимать неприличные платья от мужа, курьер мялся в дверях, соседи любопытствовали…

– Весело у вас было.

– Да, было, пока мама не заболела. Она будто таяла, и отец стал гаснуть вместе с ней. Они не хотели, чтобы я видела, как все случится, хотели, чтобы у них было немного больше времени, потому уехали сюда. Четыре года. Еще долгих четыре года я прожила в Нодлуте одна, зная, что они есть. Потом их не стало и...

Он потянулся, путаясь в волосах, поскребся колючим подбородком, обжег поцелуем, когда я потянулась навстречу, привстав на цыпочки, и алыми искрами в тёмной глубине, когда посмотрела. Горячо и щекотно дохнул на ресницы.

– И я тебя поймал.

– Это я тебя поймала.

– Ладно, сдаюсь, мы в одну лужу сели.

– Купание в одной луже еще ничего не дока…

– Поздно, ты без меня за пределы общины и шагу сделать не сможешь.

– Это подло. Ты – злобный демон.

– Даэмейн.

– Одно и то же. – И добавила: – Бесь…

– Будешь так себя вести, брошу здесь.

– Не бросишь. Я знаю.

– Ну еще бы…

– А здесь – это где? – я уже достаточно согрелась, а потому, повозившись, повернулась к нему спиной, а лицом наружу.

– Это Долина забытых голосов. Здесь самое долгое эхо.

– Почему его не слышно, мы здесь уже давно?

– Не достаточно. И тебе так важно услышать свое “и-и-и-к-к-к”?

– Нет, я хотела услышать свое “люблю тебя”.

– Можешь просто так повторить, или, знаешь, давай я побуду твоим эхо и мы уже спустимся, а то я ужасно есть хочу и уши мерзнут. Разве что ты хочешь избавить меня от этого неудобства каким-нибудь иным, кроме отрывания образом.

– Здесь? Здесь же холодно и снег вон лежит.

– Совсем немного, – дразнился паразит, рисуя у меня по животу пальцами, – снежников больше и они мягенькие, – шершавый подбородок потерся о шею, – а вон там, – кивок, – где островок хрустальных слезок, шнырек сидит. М потом совсем недавно тебя не беспокоило отсутствие вообще какой-либо поверхности кроме меня.

К концу тирады мне было уже не до странной растительности долины, с края которой в пропасть невообразимой высоты сыпалась водяной пылью, на лету превращаясь в снег, серебряная лента водопада. Общины отсюда и видно не было, а озеро казалось размером с ладошку. Где-то за частоколом вершин, скрытая туманом и мороками магических аномалий, простиралась земля Нодлута. Но Ине был прав, от танца его рук по моему телу все поверхности, кроме него самого, меня уже не беспокоили. Как и холод.

* * *

– Давай никуда отсюда не уйдем? – я гудела мухой расплющив нос, о грудь Ине уже прикрытую рубашкой.

– Давай, – тут же согласился он. – Только давай потом? А то теперь кушать хочется еще больше, а мне тебя вниз тащить.

– Там шнырек есть.

– Был. Ты его испугала своими воплями.

– Нечего было заставлять меня вопить.

– Зато не было слышно “и-и-и-к-к-к”.

– А “люблю тебя”? – я приподняла голову заглядывая в оба глаза по очереди.

– Эхо здесь не только долгое, но и избирательное, так что это как раз было. Много, громко. Шнырек же сбежал. – Лицо серьезное, а левая бровь ехидно на лоб уехала, будто знак вопроса.

– Придурок.

– Точно. Это он зря. Теперь бедному даэмейн перекусить нечем.

– То есть ты поэтому меня зубищами хватал за… везде?

– М-м-м… возможно. Возможно даже, что не я или не только я, – лениво ответил некромант.

Мягкие снежники – трава с мохнатыми шарами соцветий – уже не были такими мягкими, основательно примявшись, но это была проблема лопаток Ине, потому что я развалилась на нем сверху. Мерцал, жемчужно переливаясь, согревающий полог, поддуваемые ветром острые с твердыми радужными капельками на концах слезки тыкались в него, пуская по поверхности круги, как дождь по воде. Просунулась шоколадная бусинка носа с дрожащими усами, шерсть сливалась с травой, только краешки не то перьев, не то ушей, не то и того и другого настороженно топорщились поверх. Я не стала его выдавать.

Покосилась на жмурящегося на свет темного. И вот как ему такому обо всем сказать?..

– Как есть. Скажи, как есть, хватит маяться. Что там ночью стряслось такого, что у меня едва сердце не встало, а тебя всей общиной на край провожали? Отвлекал тебя отвлекал, а ты опять вся… гаснешь.

– Я убила Драгона Холина.

Ине сел. Расслабленность слетела с него так же быстро, как осыпался искрами свернутый полог. Ледяной ветер тут же стеганул по голой шее, но тяжелый плащ укутал плечи, а большая ладонь накрыла обе мои. Темные глаза смотрели на дно души.

– Я ждала тебя, открыла, а пришел он, и я позвала пламя. Он там, во дворе остался, кажется.

Я посмотрела на руки. Их я мыла тщательнее всего. Щипучим мылом и жесткой щеткой, до красноты, но сейчас мне снова мерещились бурые следы на коже, тлеющие по краю, словно хлопья пепла отброшенные порывом.

– Ничего, огонек. Ничего… Эверн?..

– Утром пришел. Уже после. Сказал – нужен…