Осколки зеркала моей взрослой жизни

«Эй, рыжий, догони!» – была б картина,
Наверно, так бы я ее назвал:
Когда неполных сорок лет мужчина
Свое подобье резво догонял.

И слышались плохие междометья,

И возгласы: «Ну погоди, стервец!»…
Светились головы их красной медью.
Никак его не догонял ловец.

И раскрасневшись, и усталый – взрослый,

В конце концов, запыхавшись, рычал…
«Ты победил», – звучал там голос грозный,
Садяся возле печки на топчан.

Как продолжались эти игры часто –

Не помнил, ставший рослым мальчуган.
С чего же начиналась свистопляска?
Мальчишка с детских лет был хулиган.

Отцу он делал маленькие шкоды:

То шляпу спрячет, а то ботинки…
Игривый был малыш златой породы.
Такие вот были поединки.

Отец был горд, что сын в его породу,

И прегрешения ему прощал.
Прошли, как тень, счастливые те годы.
И грозный сорок первый год настал…

Его и брата пригласили «нюхать» –

Кто дышит чем? Какие ходят слухи?
Про власть какие есть анекдоты?
И обсужденье наших просчетов?..

Они, конечно, отказались тут же,

Прислали им повестку через день.
Сражался каждый на разном рубеже,
И долго не было от них вестей…

Тот младший брат погиб буквально сразу,

Успев до боя написать письмо.
«Бой завтра будет, – видно по рассказу, –
Коль выживу, то напишу еще»…

А старший брат попал на Ленинградский.

Связистом на переднем крае был:
Осколок мины в грудь вонзился адский,
И в сердце он до смерти с ним ходил.

Его товарищ к Бурденко приволок.

Тот посмотрел, сказав: «Ну, удивил!
Разрежу – а будешь ли ты жив, милок?
Риск операции высок: ты – хил».

Ранение подобное я в прессе,

В «Москве Вечерней», как-то прочитал.
Он тоже, может, был из уцелевших,
Кто тот осколок – жизнь в себе таскал…

Поскольку редким было то раненье,

Но, думаю, статистика все ж есть –
Их возвышало в мыслях настроенье:
Они сражались за России честь!

Взрослой стала я… «Подстрочник» Л. Лунгина Астрель, 2010