Осколки зеркала

И прошел почти год, и в Москве конец декабря, и опять сильные морозы, и мы ходим по Москве, чтобы сделать фотографии на иностранные паспорта, и единственная мастерская, где делают эти фотографии, — на Курском, возле дома, где жил когда-то Андрей. А потом мы едем в банк, чтобы поменять какие-то деньги, и банк тоже находится на Курском, тоже недалеко от его прежнего дома. Банк закрыт, сегодня предновогодний день. Сейчас опять мороз, но светит яркое солнце. И я хожу по всем этим делам, как автомат, ничего не понимая, кроме одного, кроме того, что случилось. Во все дни после смерти Андрея я была, видимо, в шоке, потому что происходящее запечатлелось в памяти не как последовательно происходящие события, а как отдельные фрагменты, не связанные между собой.

Вот мы в самолете, летим на похороны Андрея. Нас, родственников, несколько человек. Сейчас новогодние праздники, в самолете пусто, поэтому можно сидеть где угодно. А я лежу, мне очень плохо, видимо у меня что-то с сосудами, с давлением. Отдельно от нас Ларисины родные — ее племянник, дочь с мужем. Не знаю, летела ли с нами Антонина Павловна, сестра Ларисы, ее помню уже в Париже. Где-то рядом Сеня, старший сын Андрея.

И вот аэропорт имени Шарля де Голля. Что-то невероятно яркое, сверкающее, какие-то эскалаторы, витрины. Заполняем въездные бумажки, проходим паспортный контроль, и я спрашиваю у полицейского, где выход. И он отвечает, добавляя к ответу слово «мадам». Надо было мне прилететь в Париж, в этот легендарный город, о котором столько знали мои родители, в который так мечтала попасть я, прилететь на похороны брата, чтобы услышать это непривычно вежливое к себе обращение.

Ларису я увидела через стеклянную стену у выхода из аэропорта. В пальто из черной ткани с блестящим отливом, она, подойдя к этой стеклянной стене, каким-то подчеркнуто театральным жестом — сверху вниз — провела рукой по стеклу. Думаю, что она была обрадована, увидев свою дочь, для которой приезд на похороны был, конечно, печальным, но все же поводом выехать из СССР, чтобы остаться за границей. Нас Лариса не ждала, потому что в списке родственников, поданном ею в советское посольство, наших имен не было. Не было также имени папы, который поехать на похороны все равно не мог из-за очень плохого здоровья. Об этом списке я узнала позже, а сейчас, при встрече, я обняла и поцеловала Ларису. Я испытывала к ней чувство сострадания и думала, что случившееся может сблизить нас.

Госкино получило разрешение сверху «оформить» всех родственников, которые пожелают поехать на похороны. Нас предупредили, что встречать нас будет представитель «Совэкспортфильма». И действительно, к нам подошел приятный светловолосый молодой человек, который опекал нас во все время нашего пребывания в Париже. Он был на машине. Ларису привез какой-то высокий брюнет, и само собой получилось, что мы с Сеней оказались в машине совэкспортфильмовской, а родные Ларисы поехали с ней. Наша машина ехала вслед за Ларисиной. Помню, как мы вошли в квартиру на первом этаже большого дома на улице Пюви де Шаванн. Это была квартира продюсера Анатоля Домана, вернее, одна из его квартир, которую он предоставил Андрею с женой еще во время его болезни. Я ничего этого не знала, когда входила в светлую комнату, где на серванте стоял красивый букет сухих цветов. В комнате еще не было многолюдно. Большой стол, на котором были расставлены какие-то закуски, уже был готов к приезду родных Ларисы. Открывалась бутылка с шампанским, а посреди стола в прозрачной хрустальной посуде лежала горой и светилась оранжевым светом красная икра.

И неуместное в этой ситуации шампанское, и эта ваза с какой-то очень крупной, «заграничной» икрой, и слова Ларисы, что всем нам завтра надо будет пойти в парикмахерскую, чтобы выглядеть прилично на похоронах, весь этот неуместный и странный мусор я отметала от себя и все вглядывалась в лицо Ларисы, все старалась найти в нем что-то родное, близкое, все старалась понять, за что, за какие, может быть скрытые, незначительные, незаметные черточки и проявления смогла бы я теперь ее полюбить.

Прогулки по Парижу. Завещание Андрея

Оглушенная горем, еле живая после перелета, с сосудистым кризом — в таком виде я очутилась в Париже. Но многое, что там происходило, я помню, только не в виде последовательных, связанных друг с другом событий, а каждое событие, каждую картину — отдельно.

Нам всем, приехавшим из Москвы на похороны Андрея, надо было явиться в советское консульство, о чем Ларисе напомнили вежливым звонком оттуда. Помню, кто-то сказал, что в здании, где сейчас советское консульство, во время немецкой оккупации находилось гестапо. Мы явились туда в полном составе — сестра Ларисы Павловны, дочь Ларисы Ольга со своим мужем, племянник Ларисы Алеша Найденов, сын Андрея от первого брака Арсений, мой муж и я.