Папа действительно был бескорыстным «патриотом астрономии». Иначе зачем он каждый вечер поднимался по узкой лесенке на чердак и приникал к окуляру телескопа. В течение почти двух лет он наблюдал за своей переменной звездой, которая в разное время года и суток наблюдалась то в созвездии Льва, то в созвездии Весов, то в Рыбах, то в Деве. Папа вел тщательные записи своих наблюдений и, наверное, пришел бы в ужас, прочтя мои дилетантские перечисления созвездий, в которых появлялась его звезда.
Большой радостью для папы было участие в астрономической судьбе подростка Анатолия Черепащука, астронома-любителя из Сызрани.
«Город Сызрань, 28 января 1956 г.
Здравствуйте, дорогой товарищ Тарковский!
Сегодня получил Ваше письмо, после которого все еще не могу прийти в себя от радости. Не знаю, как я смогу выразить Вам мою благодарность за оказанное доверие и веру в человека. Ваше письмо было для меня огромной моральной и технической поддержкой. После моей катастрофы, когда у меня лопнул при шлифовке диск, я совсем не знал, что делать дальше. Я только знал, что наперекор всему должен исправить роковую ошибку и построить телескоп. И вдруг я получаю Ваше письмо, в котором Вы пишете, что, узнав о моей беде, хотите помочь…»[79]
Папа выслал Анатолию два диска диаметром 210 мм для его телескопа, и с какой радостью и восхищением он рассказывал мне, что Черепащук докончил строительство телескопа и вскоре открыл комету, о чем официально сообщалось в «Реферативном журнале» Института информации АН СССР в октябре 1956 года… Теперь Анатолий Михайлович Черепашук — известный астрофизик, в честь его названа малая планета…
А папа продолжал наблюдать за переменными звездами… Он любил свой телескоп, гордился им и разрешал смотреть в окуляр своего детища только тем людям, которые были ему симпатичны.
После папиной смерти большой телескоп на мощной треноге еще долго стоял в его комнате. В доме жили случайные люди («Пусть живет кто угодно, только не Марина», — говаривала папина вдова), и тренога была сложена и вместе с телескопом валялась за ненадобностью под кроватью. В один далеко не прекрасный для меня день я увидела, что телескопа нет на месте, а спустя какое-то время узнала, что бывшая жена Андрея, Ирма Рауш, распорядилась телескопом — отдала его в Музей кино.
Когда я расставалась с Голицыным навсегда, я наугад взяла с полки одну из папиных астрономических книг. Это была книга Дональда Г. Мензела «Наше Солнце», на второй странице которой папиной рукой была написана дата ее приобретения: «26.06.1963». И папины инициалы — «АТ».
А еще мне досталось в наследство ночное звездное небо, которое папа мне подарил когда-то в Голицыне — все целиком, вместе с планетами, звездами, созвездиями и «сверкающим полотенцем» Млечного Пути.
«Какое счастье у меня украли…»
«Доченька, ты можешь съездить в гомеопатическую аптеку? Съезди, ясонька, купи мне лекарство, запиши, какое, — это звонит мне папа. —
Так я буду ждать, приходи сразу в мою комнату».
На следующий день в аптеке на улице Герцена я покупаю нужное лекарство и еду с Ярославского вокзала в санаторий «Болшево». Иду по дороге от станции, вот уже вдали показались деревья парка, и вдруг издали вижу папу. Он стоит на черной с лужами дороге — накануне, видимо, прошел сильный дождь. Не утерпел, вышел меня встречать. Сколько же времени он меня ждет? Бегу к нему, мы целуемся и идем к воротам санатория…
Так и осталось в памяти — латинское название лекарства, болшевские сосны и одинокая фигура папы, стоявшего на дороге.
Я не задавала папе вопросов, разве что о здоровье, вот и тогда не спросила, почему он в санатории один. Теперь я знаю, что происходило с ним в пятидесятые годы…