Осколки зеркала

Папа пришел радостный, возбужденный, наскоро меня поцеловал и сразу же стал рассказывать новость. Он вступил в жилищный кооператив и только что был на собрании пайщиков.

Дом, в котором у него с Татьяной Алексеевной будет квартира, должен строиться рядом со станцией метро «Аэропорт» на Ленинградском шоссе.

Папа достал из кармана бумажник, из него — сложенную «синьку», положил ее на стол и разгладил ладонью.

— Смотри, — сказал он. — Вот план квартиры. Здесь, — он показал на самую большую комнату, — будет жить Татьяна Алексеевна и одновременно будет столовая. Рядом, вот здесь, мой кабинет, он же спальня. Вот коридор. Направо от него — вход в кухню. Видишь косую черточку? Это дверь. Вот это — ванная комната, а это — место, куда король ходит без свиты. Смотри дальше! Здесь кладовка, а налево маленькая комнатка, видишь, я ставлю крестик… Здесь будешь жить ты, доня моя! Ты представляешь, солнышко, как нам хорошо будет вместе!

Вот это было для меня главной неожиданностью. Я сжалась; я знала, что ни за что не расстанусь с мамой, с бабушкой, с Андреем. К тому же папа, увлекшись, совсем забыл о существовании Алеши[78], сына Татьяны Алексеевны, но я-то понимала, что ему тоже должно найтись место в новой квартире.

Но папа был так счастлив от мысли, что я буду жить у него, что я не возразила ему, и мое молчание он принял за согласие…

Прошло два года, и летом 1957 года папа переехал на новую квартиру, в тот самый первый кооперативный писательский дом на 2-й Аэропортовской (потом улица Черняховского), где жили Андроников, Галич, Светлов, Симонов и другие писатели.

Дом был весьма респектабельным — с лифтами и с чистыми подъездами, в которых сидели вахтерши. Они спрашивали, в какую квартиру ты идешь. Однажды вахтерша, узнав, что я иду к Тарковским, сказала: «А, да-да! Они говорили, что домработницу ищут».

Папина квартира мне очень нравилась. Там было много солнца, а стены выкрашены по заказу папы светлой краской — в большой комнате чуть желтоватой, а в папиной — розовато-жемчужной.

На этих стенах очень красивы были картины — натюрморт в большой комнате, вид Парижа работы Фалька и нежный акварельный букет Фонвизина у папы в кабинете. Над папиным диваном висела старинная миниатюра: дама в чепце с кроткими голубыми глазами. Рядом с диваном стоял столик, на котором папа записывал стихи.

Папа умел создать у себя красивый уют, который и Андрей, и я особенно ценили, ведь мама была совсем равнодушна к быту, да и денег лишних у нее никогда не было.

На шкафчике у папы, справа от его дивана, стояли старинные чашки, которые он с увлечением собирал, — каждая новая чашка подолгу нами рассматривалась, и папа по справочнику расшифровывал мне клеймо, стоявшее на донышке.

А в самом шкафчике были разноцветные заграничные бутылки с экзотическими напитками, ликерами и кубинским ромом. Папа любил угощать меня и угощаться сам из маленьких серебряных стопочек. Он потешался, глядя, как я осторожно, но с удовольствием пробую вкусную крепкую жидкость. Он даже сочинил такой шуточный стишок:

Дочка дорогая, дорогая дочка,
Точка, запятая, запятая, точка.
Папу забывая, пьешь ликер, как бочка.
Точка, запятая, запятая, точка.

Папин кабинет был смежным с комнатой Татьяны Алексеевны, в одной части которой стоял обеденный стол со стульями, а в другой, за раздергивающимися тяжелыми занавесками, ее тахта и большое зеркало с туалетным столиком. У стены стоял старинный папин диванчик, который он купил в 1948 году, живя на Коровьем валу. Остальная мебель была сделана на заказ по шикарной геометрической моде тех лет, по вкусу Татьяны Алексеевны. Другим, кроме кабинета, нашим с папой любимым местом в квартире была кухня. Туда вел коридор, вдоль которого стояли полки с книгами, не вместившимися в кабинет.

Кухня была замечательной, с новеньким финским гарнитуром и с «двухкамерной» нержавеющей мойкой — предметом, дотоле мною не виданным. Мы часто чаевничали на кухне, и папа, забывая, как всегда, взять костыль и прыгая на одной ноге, заваривал чай по своему особому рецепту — из смеси различных сортов с непременным добавлением грузинского черного плиточного чая.

В маленькой комнате налево, в той самой, что была помечена на папином плане крестиком, жил Алеша.

К тому давнему разговору у нас на 1-м Щиповском мы с папой никогда не возвращались.

Папа и астрономия

В 1951 году папа купил половину дома в поселке Голицыно.

В Москве ему жить было невозможно: квартира в Варсонофьевском переулке, принадлежавшая какое-то время Татьяне Алексеевне, куда переехал папа, обменявшись с бывшим ее мужем, находилась в мансарде шестиэтажного дома. Ходить туда приходилось по узкой черной лестнице. У Голицына, по мнению Татьяны Алексеевны, была масса преимуществ: всего сорок километров от Москвы, «чудный воздух» и, самое главное, наличие совсем рядом Дома творчества писателей, где можно было брать питание. (Она не умела и не любила готовить.)