Читаем Осколки зеркала полностью

Мне уже известно из стихов, что М. — это Ее имя, Мария. Что скрывается под остальными инициалами, я узнала, приехав в родной город папы, в Кировоград (бывший Елисаветград).

Там все разрешилось, совпало, встало на свои места.

Там знали ее, Марию Густавовну Фальц.

Была она старше своих друзей — Юры Никитина, Коли Станиславского, Миши Хороманского, братьев Федоровских, Асика Тарковского. Фальц ровно три дня была замужем за офицером по фамилии Колобов, который участвовал в войне четырнадцатого года, а потом в Гражданской — на стороне белых. Мария Густавовна не знала, что с ним сталось. Не имея от него вестей, она все-таки надеялась, что он не погиб, а уехал в эмиграцию. Каким-то чудом Мария Густавовна осталась жива, несмотря на то что она и ее родные были признаны революционным трибуналом «врагами советской власти», «…принимая во внимание их материальное и социальное положение».

Мария Густавовна была хороша собой, умна, образованна, прекрасно играла на рояле — у нее был инструмент марки «Рёниш». Она любила и хорошо знала поэзию, и при всем том ее отличали полная неприспособленность к жизни, незащищенность и непрактичность. Ее отец до революции был управляющим в имении барона Фальц-Фейна «Аскания-Нова», которое при советской власти стало знаменитым степным заповедником. Судя по фамилии, отец Марии Густавовны, Густав Генрихович Фальц, вероятно, состоял в дальнем родстве с хозяевами имения. Жила Мария Густавовна вместе с родителями на Александровской улице, где жили также Никитины и Тарковские. Сначала семье Фальц принадлежали комнаты и в первом и во втором этаже, куда вела деревянная лестница («По лестнице, как головокруженье…»). Позже, после смерти родителей, Мария Густавовна осталась внизу, в двух комнатах с низкими потолками и с окнами в сад. Дом этот стоит до сих пор, и кто-то живет в этих «невысоких, сырых» комнатках, и кто-то ходит по деревянной лестнице на второй этаж[72].

Компания друзей, из которых папа был самым младшим, часто собиралась у Марии Густавовны. Читали стихи, свои и чужие (Миша Хороманский уже тогда, в двадцатые годы, был профессиональным поэтом), слушали ее игру на рояле (она любила Шопена), острили, валяли дурака. Саша Федоровский рисовал шаржи на всю компанию. У Ирины Михайловны Бошняк сохранился альбомчик с этими рисунками.

И все были влюблены в хозяйку. Она выбрала папу…

Из альбома шаржей Александра Федоровского. Единственное имеющееся у меня изображение, М. Г. Фальц. Слева направо: М. Г. Фальц, Коля Станиславский, Ирочка Бошняк


В 1925 году папа окончательно переехал из Елисаветграда (тогда Зиновьевска) в Москву, где уже жила его старшая сестра по отцу, Леонилла Александровна, с мужем и сыном. Он поступает на Высшие литературные курсы, а в декабре 1926 года во время зимних каникул посещает Ленинград. Там он встречается не только с писателем и поэтом Ф. Сологубом. В Ленинграде он вновь увиделся с Марией Густавовной. Эта встреча была нерадостной: Мария Густавовна предлагает папе расстаться с ней навсегда.

Через полгода написано это стихотворение, посвященное ей:

М. Ф.Погоди, погоди! Ты ведь знаешь сама:Это все не для нас — Петербург и зима,Та высокая молодость на островах,И ночные рассказы о крепких делах,За метелью костры, за кострами Нева.Ой, шальная, шальная моя голова,Ой, широкие сани под шитым ковром,Бубенцы и цыганские ночи вдвоем!Только мне и осталось, что память одна,Только черная память в стакане вина,Да горючие песни о злобе моей,Да веселые письма далеких друзей.Даже сонная боль пережитого дня,Даже имя твое покидает меня.27 мая 1927

Проходит два с лишним года, и жарким летом 1928-го папа приезжает в Зиновьевск к своей матери, в дом Гусевых на Александровскую улицу. Он приходит навестить Марию Густавовну, рассказывает ей о своей недавней женитьбе, показывает ей мамины фотографии. Мама на карточках ей понравилась.

Этим же летом Мария Густавовна выходит замуж и уезжает в Одессу. Кто стал ее вторым мужем и сколько времени продлился этот брак, мне неизвестно. Не знаю я и времени, когда у Марии Густавовны началось обострение туберкулеза и когда она, смертельно больная, приехала к сестре Елене[73] в «меловой да соляной» город Славянск. Мне известно только, что 5 августа 1932 года Мария Густавовна умерла. О ее смерти папа узнал из письма Елены Густавовны, обращенного к нему:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное