На более поздние дни рождения, когда к папе пришла слава, когда у него появились ученики и поклонники, съезжалось очень много народа, причем это происходило стихийно и невозможно было ограничить число гостей — каждый хотел поздравить папу с его днем. Хорошо, если заказывался стол в Доме творчества или в Доме литераторов, тогда можно было усадить и угостить всех, выслушать поздравления, тосты и пожелания. Сказать по правде, мне больше нравились те, давние дни рождения, когда папу не окружала толпа поклонников, среди которых было много случайных людей…
День рождения 1985 года, такой счастливый для меня! Я предложила папе и Татьяне Алексеевне отметить день рождения у нас (они тогда уже жили в Доме ветеранов кино), и — о радость! — Татьяна Алексеевна согласилась. Конечно, тесновато, но об этом не думаю, как-нибудь усядемся все. Приглашено человек двадцать, да еще пришла съемочная группа — два человека, поставили осветительные приборы, камеру. Кинорежиссер Вячеслав Амирханян будет снимать здесь эпизод для будущего документального фильма об Арсении Тарковском.
А я рада, что приготовила замечательный стол, что гости будут есть не засушенные казенные пирожки, а домашние пироги — с капустой и сладкие, к чаю. Все мои задействованы — Саша раздвигает стол, перемывает бокалы, Катя ставит приборы. Я ношусь из кухни в комнату, забыв, что на волосах бигуди, а оператор снимает и снимает.
Позже, когда Слава Амирханян показывал отснятый материал, Татьяна Алексеевна заметила: «Марина сияет!» (Помню ироническую интонацию ее голоса.) Я действительно «сияла», мне так всегда хотелось, чтобы мы с папой были одной семьей и чтобы я не была только гостьей за его столом, как бывало все прежние годы…
И был последний папин день рождения, 25 июня 1988 года. И вспоминать об этом дне мне мучительно больно, но я все-таки расскажу о нем, потому что мне надо расстаться наконец с этой болью и простить тех (не знаю, смогу ли?), кто причинил боль не только мне, но и папе, старому, больному и беспомощному человеку.
В июне 88-го года стояла страшная жара. Двадцать пятого часов в двенадцать — телефонный звонок, голос Татьяны Алексеевны: «Марина, сейчас друзья нас увозят в Протвино». — «Как, Татьяна Алексеевна, туда ехать сто километров, такая жара, папа очень слаб, он просто не доедет». — «Ничего, мы откроем окно». Разговор окончен.
Приехали с дачи Катя и невестка Наташа (она ждала тогда второго ребенка), но поздравить папу им не довелось. У нас дома мы грустно отметили дедушкино рождение.
Папа часто в шутку называл меня «моя Корделия». Где им было знать, этим дамам (а в заговоре, помимо папиной жены, принимала участие и бывшая жена Андрея, Ирма, которую тогда я считала своим верным другом), увозившим от меня папу (как выяснилось позже, на дачу в Голицыно), что этот день был дорог нам не только светлой радостью, но и всеми прожитыми годами, всеми пережитыми невзгодами и потерями, памятью о маме и об Андрее. У нас с папой отняли этот последний день его рождения, но не смогли отнять нашу память и нашу любовь…
Папиных дней рождения довоенных мы не знали, были малы. К тому же каждое лето мама нас вывозила из Москвы, поэтому в лучшем случае мы с Андреем под «идейным руководством» взрослых осчастливливали папу нашими поздравительными каракулями. Мама пишет папе с хутора Горчакова:
«25 июня 36.
Дорогой папочка!
Сегодня день твоего рождения, Андрюшка рисует тебе картинку. Мы сидим под соснами за столом, а Мышка бегает в полосатом платьице и норовит уйти рвать зеленую смородину…»
Во время войны и мама, и мы, конечно же, помнили про папин день рождения. Мама считала этот день знаменательным и относилась к нему почти мистически.
«15 июня 42.
Милый Ася!
Поздравляю тебя с рожденьишком и желаю скорей-скорей кончить эту войну, прогнать немцев и здоровым вернуться домой. Думаю, что к 25 письмо дойдет. Твои письма шли одно 7 дней, второе — 9. Вспоминай 25 про нас, мы будем в этот день говорить и думать про тебя… Напиши, что будешь делать на рождение… Мариночка поздравляет тебя со днем рождения и посылает (оба посылают) тебе лепестков от розы.
Маруся