Осколок белого бумеранга

– Не могу точно вспомнить, когда я увидел эту картинку. Может во сне, а может по накурке привиделось. Короче стою я где то в поле. Травка на нём неестественно зелёного цвета и вся такая ровненькая, как на поле для гольфа. День хороший солнечный, я в самом центре поля, а вокруг ни души. Рядом со мной большой такой ящик, ну как в цирке у иллюзионистов бывают весь блестящими звёздочками обклеенный. Открываю я его крышку, а он полный бумерангов. И бумеранги в нём двух цветов чёрные и белые. Чёрных гораздо больше, чем белых, они там в основной массе. Я беру один чёрный, взвешиваю его в руке. А он такой приятный на ощупь, весь гладкий, глянцевый, красивый. Я размахиваюсь и со всей дури швыряю его вдаль. – Длинный сделал движение рукой из-за спины, похожее на замах. – Он летит, классно быстро со свистом рассекая воздух, и в одну секунду уходит в точку. Я беру второй, швыряю и вижу, что не нужно делать усилий, он почти сам выпархивает из твоих рук и словно не ты ему придаёшь энергии, а он тебе, такое бодрящее чувство возникает после броска. Ну я беру третий, четвёртый, пятый, швыряю их один за другим. Они уходят кучно в небо, в одну точку. И все чёрные, ну потому, что их больше, их найти легче и с виду они красивее. Думаю, дай – ка один белый запущу. Поковырялся в груде чёрных вытащил один белый. А он тяжёлый, какой то неказистый с виду, весь шершавый, что и руку не мудрено при броске содрать. Подумал я и отложил его в сторону, а сам ещё несколько чёрных запустил, ну тянет меня к ним, понимаешь? Наконец всё таки решаю кинуть белый. Пытаюсь сделать это так же легко, как с чёрными, но у меня не получается. Он к ногам падает. Тут уже сила нужна. Ну, думаю, попробую последний раз, напрягаюсь и что есть мочи швыряю. Полетел, но не так быстро и далеко, завис где – то там в небе. Смотрю, он болтается там, как живой. Пригляделся, а это голубь белый. Он возвращается и на плечо мне садится. Вот это чудо, только успеваю подумать я, как вдруг огромная чёрная стая пикирует с неба прямо на меня. Вороны врезаются как пули в голову в живот в плечи, разбивают лицо сбивают с ног. Я лежу и чувствую, что убит, а сверху на меня падает маленькое белое пёрышко.

Картина, нарисованная Длинным, оказалась настолько яркой, что в конце меня начала бить дрожь. Лицо горело, словно от оплеух полученных от крыльев чёрных птиц, а во рту появился смрадный привкус.

– Не знаю точно, когда я это увидел, но это было давно, ещё до тех событий и эта картинка всегда была со мной и остаётся по сей день. Я знаю, что такое чёрный бумеранг. Не сомневайся, он всегда тебя найдёт.

Теперь я понял, что имел в виду Длинный. Единственное, что было мне не ясно это то, почему он увязывает тот случай с брошенной подругой и свою травму. Мне казалось, что эти ситуации неравнозначные. Я почувствовал, что пришло время всё прояснить, и, пару раз громко крякнув, чтобы прочистить горло, приступил к вопросам.

– Длинный, объясни мне одну вещь. По твоей теории все плохие поступки возвращаются к нам в виде бумеранга. Но как я понимаю, ответ должен быть равнозначным. Почему ты решил, что пострадал именно из-за того случая с Аней. Может что-то было ещё посерьёзнее. Ты же на войне был. Может ты там кого – нибудь убил?

– Конечно убил! – Длинный развёл руками, как будто речь шла об элементарной вещи. – Убил и не одного, а по меньшей мере двоих, или троих.

– Тогда это логичнее вписывается…

– Не логичнее! – перебил меня Длинный. – Я был на войне…был солдатом и действовал по приказу. Я не ощущал своей вины, когда стрелял в этих людей. Я просто убивал врагов, да и только.

– А почему ты думаешь, что всё зависит только от твоих чувств и ощущений. Ты может и не ощущал вины, но по факту могло быть по другому. Там тоже люди и…

– Если я не ощущал вины, значит, и не совершал ничего предосудительного. Есть большая разница между поступками, которые ты совершаешь непреднамеренно и осознанным злом. Убивая врага, я просто делал свою работу. У меня не было к нему ничего личного, я должен был его просто ликвидировать, убрать, как солдата вражеской армии. Я не хотел причинить ему лишней боли, не разрывал его изнутри на мелкие кусочки, не топтал и не унижал его так, как это сделал тогда с Анькой. Знаешь, я бы хотел, чтобы она увидела меня сейчас в таком виде. Может быть, ей стало бы немного легче. Я надеюсь, что у неё всё наладилось. – Длинный внимательно разглядывал свою руку, перебирающую чётки.

Магнитола щёлкнула, включая реверс, и опять заиграло «Spending my time». Только сейчас я понял, что за всё время рассказа Длинного, играла одна эта песня. Она что одна на всей кассете?

– Эта песня… – Длинный, грустно улыбнулся, словно услышав мой немой вопрос, – она играла тогда на дискотеке. Она была любимой у Аньки, я ей даже кассету с этой группой подарил…Знаешь, я её тогда не любил…а теперь люблю.

Я не понимал, о чём конкретно говорит Длинный, об Ане или об этой песне, но всё-таки решил вывести его из ступора.

– Давай лучше чаю попьём!

– А давай! – он звонко хлопнул по ляжкам, словно очнулся от страшного сна.