Осколок белого бумеранга

– О вещах тебе рано пока думать, ты ещё полежишь здесь, а за это время, может найдём что – нибудь. Мы весь окровавленный хлам разрезаем и чаще всего выбрасываем. С тобой только одна вещичка была, её мы не выбросили.

– Какая? – не могу сообразить я.

– Чётки чёрные круглыми бусинами твои?

– Мои! – радостно хриплю я, а резкий укол в области груди напоминает мне о том, что волноваться нельзя.

– Принесите мне их, пожалуйста!

10

На утро следующего дня меня перевели из реанимации в общую палату. Здесь койки стояли ещё теснее и плотность народа на один квадратный метр была в два раза выше. В палате стоял спёртый тяжёлый запах и было душно. Меня приткнули возле самой двери, так, что моя кровать загораживала проход, и входящим приходилось чуть отодвигать её, чтобы протиснуться в палату. Здесь не было ни минуты покоя. Постоянная суета, туда – сюда снующие сёстры и санитарки, бесконечный поток посетителей. Мне поневоле приходилось встречать и провожать всех. «Ну и что? – успокаивал я себя – ты же любишь эти столпотворения, поэтому наслаждайся».

Следователь, пришедший тем же вечером, долго и подробно расспрашивал меня о том, как выглядела террористка, куда она смотрела, что говорила и так далее. Я не мог удовлетворить всё его любопытство, потому, что на самом деле помнил немного. Зато он удовлетворил моё, продемонстрировав несколько цветных фотографий, сделанных на месте происшествия. Вагон походил на кощунственным способом вскрытую консервную банку. В раздутом боку на месте дверей зияла огромная рваная дыра. Внутри вагона всё походило на фарш, в котором смолоты рыжие сидения, блестящие турникеты, чья то одежда. Женский белый сапог лежащий на полу резал глаза. На нескольких фотографиях была одна обшивка внутри и снаружи изрешечённая отверстиями разных калибров и формы. Рассматривая эти снимки я всё больше поражался, как нам вообще удалось выжить.

– А нас как нашли? – спросил я следователя, возвращая ему фотографии.

– Я там не был, но говорят, что вы были с другой стороны. Там тоже двери разорвало и кто-то оттуда эвакуировался. Вы вдоль вагона чуть подальше лежали, ты и девчонка эта сверху. Спасатели сначала долго недоумевали, почему ноги оборвало, а крови нет. Потом, когда врубились, им почему то пришло в голову, что ты и есть террорист. Не знаю, что там было, только эта девчонка говорят их таким матом обложила. Орала, чтобы тебя быстрее доставляли в больницу, что ты её спас и так далее. Кстати, вы знакомы с ней, или просто ехали рядом?

– А это имеет какое-то отношение к следствию? – загадочно улыбнулся я.

– Нет, никакого. Обыкновенное любопытство! – добродушно улыбнулся молодой паренёк.

– Скажите, товарищ следователь, а я похож на человека, у которого в знакомых есть молодая красивая девушка?

– А почему нет? – следователь поджал губы, словно не понимая «а почему в самом деле нет?»

Вот так, в очередной раз всё перевернулось. Этот мир уже столько раз переворачивался особенно в последние полтора года, что я относился к очередному перевороту уже более спокойно, чем раньше. Какой он, очередной, или уже последний? Снова я оказываюсь подвешенным между жизнью и смертью. Безусловно, каждый такой переворот приближает меня к смерти и каждый раз появляется что – то, точнее кто – то, ради кого мне хочется ещё задержаться в этой жизни.

Я лежал в душной палате, принимал горькие таблетки, подставлял зад под уколы, которые скорее всего были дешёвыми и ловил на себе растерянные взгляды персонала и сочувственные реплики сопалатников. У меня не было ни медицинской страховки ни документов. Жил я в Москве нелегально, по большому счёту даже точного адреса не знал. Соответственно я не мог найти Саню, к которому на сохранность отдал свой паспорт. Фактически я был бомжом, и моё пребывание в Московской больнице было под большим вопросом. Доктор, регулярно навещавший меня сетовал, почему я до сих пор не нашёл родственников, а я всё кормил его завтраками. Поначалу я надеялся, что Женя меня всё-таки найдёт, а уж через неё я смогу выйти и на Саню. Через пять дней моего пребывания в больнице я стал понимать, что меня никто не найдёт. Даже при сильном желании почти невозможно найти человека, которого знаешь только по имени. Из основных примет этого человека, это отсутствие обеих ног. Это уже что – то, но сколько по всей Москве этих безногих инвалидов. И вообще, Женька не могла быть уверена, что я остался жив. Возможно, она успокоится на мысли, что меня уже нет.

Что же дальше? Этот вопрос всё громче и громче звучал в моей голове с каждым лишним часом, проведённым в тесной палате. Мне нужно было найти что – нибудь из одежды и главное инвалидную коляску. Всё это могло мне понадобиться уже очень скоро, поэтому на неопределённое время я занял свою голову раздумьями когда, в чём и на чём мне отсюда выбираться.

11