Я утвердительно трясу головой и он тут же хватает загубник и тянет из меня толстую трубку. Противно, словно из твоего горла выползает змея. Он передаёт склизкую гадину сестре и уже с улыбкой говорит.
– А мы ждём не дождёмся, когда очнёшься. С тобой следователь сильно хотел познакомиться.
– Чем же я так заинтересовал следователя? – слова даются мне тяжело, словно я переворачиваю тяжёлые валуны.
– Там целая история. Тебя же сначала чуть за террориста не приняли. Ну это ещё там в метро, когда нашли. Не знаю, что там было, говорят вроде ты орал что-то перед взрывом.
– А сейчас уже не принимают? – сиплю я, думая про себя, что только этого мне ещё и не хватало.
– Нет! во-первыхнашли её быстро. На ней остатки пояса со взрывчаткой были. Во – вторых: за тебя девчонка заступилась, с которой тебя вытащили. Говорит, что ты её спас.
От этих слов громилы меня подбрасывает на кушетке. Я пытаюсь приподняться на локтях, но острая боль в груди заставляет меня упасть назад, сморщиться и выгнуться дугой.
– Ты куда собрался? С ума сошёл? – врач прижимает моё плечо своей огромной лапой. Тебе, братец резкие движения противопоказаны. Даже волноваться нельзя.
Сейчас меня меньше всего интересует, почему мне нельзя двигаться и волноваться. Мне хочется получить ответ на один вопрос.
– С ней всё в порядке? Где она?
– Ну, братец, этого я не знаю, но судя по разговорам жива и здорова, раз говорила, что спас ты её. Может и были какие травмы, но кто же знает, в какую больницу она попала? А кто она тебе?
Кто она мне? Кто она мне! Мне бы самому кто-нибудь ответил на этот вопрос.
– Да так, просто рядом ехали.
Теперь настало время поинтересоваться своей судьбой.
– А со мной что?
– А с тобой всё непросто. Ты где ноги то потерял? – зачем – то спрашивает доктор.
– В армии на Кавказе. Противопехотная мина… – хриплю я.
– Ну и везёт же тебе! – по тону доктора невозможно понять, говорит ли он серьёзно, или это сарказм.
– Просто человек – бомба. А ещё говорят в одну воронку не попадает…У меня для тебя две новости: хорошая и не очень. Хорошая это то, что тебе сильно повезло. Мне показали фото твоей коляски. Видел бы ты, что от неё осталось. Не знаю как, но часть удара она приняла на себя. Часть взяли стоящие рядом с тобой люди. Она же совсем рядом с тобой стояла,так?
– Да, я её увидел в последний момент, поэтому и заорал.
– А как ты её опознал.
– Не знаю…предчувствие какое – то…да и молиться она начала…
– Как минимум двоих твоё предчувствие спасло. Тебя и ту девчонку.
Врач наклоняется ко мне и продолжает уже вкрадчивым тоном.
– Людей по всему вагону разметало. Сотни осколочных ранений…некоторых вообще в решето…у тебя всего одно, несмотря что в зоне поражения находился. Одно, но зато какое. Шарик у тебя там ма – ленький маленький от подшипника. Вошёл в спину, чуть выше поясницы, застрял в мягких тканях в непосредственной близости от аорты. Доставать его очень опасно, а оставить, значит обречь тебя остаток жизни сидеть на пороховой бочке.
– Почему? – хриплю я.
– Потому что неизвестно, как поведёт себя в организме это инородное тело. По томограмме чётко нельзя определить место положения шарика, тем более предсказать, как он будет себя вести. Если он находится в стенке аорты, то в любой момент может попасть в кровеносную систему. Тогда, сам понимаешь какая вероятность будет летального исхода.
– А почему его не достать?
– Потребуется очень сложная операция. В наших условиях это точно невозможно. Нужен профессиональный кардиохирург, и то вероятность неудачного исхода останется высокой. Нужно просто взвесить риски. Если они равноценны, стоит ли вообще делать эту операцию? Есть ещё один вариант, просто подождать и через время посмотреть, как будет развиваться ситуация. В любом случае, я противник взгляда через розовые очки и всегда всё говорю как есть. Ты мужик, тем более воин, поэтому должен меня понять. Это может случиться в любое мгновение.
Я понимаю, что имеет ввиду доктор, говоря «Это». Это может случиться в любое мгновение. А что собственно нового сказал мне этот доктор. Я и раньше знал, что это может случиться в любую секунду. Да я уже несколько лет живу с этим чувством, и оно мне никак не мешало, а наоборот делает ощущение от жизни ярче. Сейчас, когда врач озвучил мне то, что я и без него знаю с меня спадает дрёма, куда-то уходит боль, вид серой палаты и этих страдальцев вокруг перестаёт меня печалить. Мне просто некогда грустить, некогда обращать внимание на мелочи. Нужно сосредоточиться на главном. Успеть бы увидеть её хотя бы ещё раз.
– Я понимаю! – отвечаю я доктору. – наверное вы правы. Поживём увидим…а может быть и не успеем…
Доктор добродушно улыбается увидев мою весёлую реакцию на страшное известие.
– Доктор, я так понимаю, что я теперь без коляски? – спрашиваю я, чтобы сменить тему.
– От неё ничего не осталось, даже колёса разорвало. Это у следователя узнаешь.
– А я получается вообще без вещей? – я осознаю, что лежу абсолютно голый под белой простынью.