Осколок его души

Я понимала, что всё, что он говорит это простая констатация фактов, но когда дело касалось Рэби, то меня это задевало.

— Он семья, — зачем-то добавила я, обошла Китарэ по кругу и поспешила отворить дверь в склеп.

Стоило плите отъехать в сторону, как моего лица коснулся стылый ночной ветер, обжигая щёки и остужая те ростки обиды и гнева, которые вопреки всем доводам разума я испытала, стоило Китарэ заговорить о самом дорогом мужчине в моей жизни в подобном потребительском ключе. Я поспешила выбраться наружу, чтобы сделать вздох полной грудью и окончательно отпустить нехорошие чувства, когда моих пальцев осторожно коснулся Китарэ. Он не взял меня за руку, скорее просто прикоснулся, привлекая внимание.

— Прости, — кажется, слово было для него новым, и он не слишком-то хорошо его выговаривал, — иногда меня заносит, — выпалил он, тут же отшатнулся, резко повернулся и пошел по тропинке, ведущей к нашему корпусу.

Я смотрела ему в след, соображая, что это сейчас было? А потом, на душе стало очень тепло и радостно. Копаться в деталях ища ответ на вопрос «почему», я не хотела, потому поспешила догнать его, чтобы пойти рядом.

— Тебе не холодно? — спросила я, заметив, что на улице достаточно прохладно сейчас. — Хочешь, помогу согреться? — великодушно предложила я, вспоминая день на плато, когда смогла поделиться с ним своим теплом.

Как мне показалось, это было замечательное, ничего незначащее, необременительное предложение, одним словом, самое то для завязки приятельских отношений.

На миг Китарэ замер, сбившись с шага, как-то по-особенному испуганно взглянул на меня и тут же выпалил:

— Нет!

На этот раз его шаг был широким и быстрым так, что мне приходилось, чуть ли не бежать за ним! Реакция Китарэ немного расстроила меня. Но всё же, должно быть, он не такой эвей, который легко заводит отношения и идёт на контакт. И несмотря на то, что я сделала первый огромный шаг ему на встречу, а он отреагировал весьма спокойно на мой ненамеренный обман, это ещё не делает нас друзьями… Хотя, знал бы он, что вытворяет его подсознание?

Вопреки всему, последняя мысль нашла злорадный отклик у меня в душе. Ишь ты, недотрога! По моим внутренним часам было уже далеко заполночь, когда я оказалась дома. А, судя по тому, на какой стадии рычаще-свистящих тональностей был храп Рэби, время близилось к рассвету. Сейчас был финальный акт его еженощного выступления, а уже с первыми лучами солнца наш дом погрузится в блаженную тишину. Вот, интересно всё же, как именно его храп связан с движением дневного светила по небу? Этот вопрос не то, чтобы сильно интриговал меня, но, по крайне мере, он был самым безопасным из всех, что сейчас блуждали в моей голове. То, что происходило между мной и наследником казалось в корне неправильным, желанным, а от того ещё более неправильным. Двойная жизнь, обманы, интриги — это все совсем не про меня. Такое ощущение, что на первый взгляд, не делая ничего плохого, я всё больше и больше погружаюсь в редкостное…

Войдя в свою комнату, я не сразу смогла понять, что за тошнотворно-слащавый запах коснулся моего обоняния. Хотя благодаря тому, что ночь была ясной, а за окном светила полная луна, я легко смогла найти предмет зловония в виде огромных белоснежных лилий заботливо поставленных Рэби в вазу. В свете луны цветы, казалось, напитались жемчужным сиянием звёзд. Если отбросить тот факт, что они ужасно воняли, то их можно было назвать необыкновенно красивыми. Как и любой эвей благородного происхождения, я знала язык цветов, которым порой обменивались аристократы нашего мира. Правда, учить мне его приходилось под руководством Рэби, потому в основном мы не зацикливались на оттенках значений, типа «невольной грусти» или «тайной любви». Но, общий смысл понять я могла. Так вот букет, что сейчас стоял в вазе у окна говорил, что меня поздравляют с тем, что мои печали остались в прошлом. Странное послание, которое было тем страннее, что среди моего окружения не было тех, кто хотел бы меня поздравить особенно с тем, что нечто плохое в моей жизни наконец-то закончилось. Я быстро подошла к окну, чтобы рассмотреть цветы поближе, и наконец-то заметила клочок дорогой тиснёной бумаги, что был вставлен между лепестков одного из соцветий, надпись на котором гласила:

«От Иса Тарона»

С чего бы верховному слать мне цветочки? Подумала я, сглотнув подкатившую к горлу горечь. От запаха, что стоял в комнате, кружилась голова и меня ощутимо тошнило, появилась странная дрожь в теле, как бывает при лихорадке. Меня бил озноб, а по вискам катились капли пота. К собственному ужасу, далеко не с первого раза удалось открыть окно. Руки онемели и совсем не слушались, дыхание с хрипом вырывалось из лёгких. Лишь из чистого упрямства, находясь на грани между ужасом и обмороком, я выпихнула вазу с цветами из окна. Вместе со звоном разбитого стекла, тьма укутала меня плотным одеялом.