Осколок империи

Интерес и недовольство, вызванное как раз заинтересованностью содержанием подготовленного обзора на тему, если можно так выразиться, «троцкизма и исходящих от него угроз». Туда было пристегнуто почти все важное: высылка Троцкого при сохранившихся у него рычагах воздействия на ситуацию в СССР; дело Блюмкина, арест и казнь которого вывели противостояние нынешней «партийной группы Сталина», имеющей власть, и оппозиции на новый уровень; предпосылки для обострения ситуации. А главное – логические выводы о том, что мотивацию для прокатившихся по столице убийств чекистов имели именно сторонники Троцкого. Ну а «перевод вины» на агентов РОВС – дело естественное в подобной ситуации. Тут же был и намек на то, что имеющиеся у ОГПУ информаторы, внедренные в эту организацию, должны были дать хоть какие-то сигналы о готовящихся убийствах.

За временем я особенно не следил, хотя и была такая возможность. Однако, по моему ощущению прошло что-то около получаса, прежде чем Артузов закончил предварительный просмотр документов. Положил последний лист на стол, затем посмотрел на меня и спросил:

– Какая доля вашего участия в этой работе?

– Она… присутствует.

– Я заметил. – Намек на улыбку и в то же время давление. – Поступивший ко мне доклад Руциса был написан им, это очевидно. Но изложенные мысли… Хорошо, спрошу иначе: каков вклад покойного товарища Руциса?

– Очень весомый. Для начала, без него я бы никогда не смог получить некоторые важные документы. Да и возможность отправить доклад наверх… без определенных последствий, которых я предпочитаю избегать…

– Достаточно. Я понял.

Кто бы сомневался. Для такого матерого специалиста в делах разведки, контрразведки и просто тайных операций достаточно даже легкого намека, а не такого явного, как прозвучал от меня. Важнее было то, что материалы были восприняты без удовольствия, как сулящие серьезные проблемы, но с пониманием их необходимости. С ними Артузов уже мог не опасаться гнева от председателя ОГПУ. Решение, которое примет по итогам изучения документов Вячеслав Рудольфович, предсказать очень сложно, но что не будет устраивать главе ИНО клистир с патефонными иголками за плохую работу – это точно.

– Документы останутся у меня, – проинформировал Артузов. – У вас, товарищ Фомин, есть ко мне какие-нибудь просьбы?

– Нет, Артур Христианович.

– А вопросы?

Это уже другое дело. Для тех, кто понимает… Одно дело просить что-то у вышестоящего в системе, а совсем другое – задать ему вопросы, относящиеся к твоему в ней будущему. Такая вот простенькая проверка на сообразительность.

– Чем именно я могу помочь иностранному отделу и вам лично, Артур Христианович?

– Думаю, ты пригодишься отделу в качестве одного из сотрудников… – Не увидев отторжения подобной идеи на моем лице, Артузов продолжил: – Но сначала я хочу понять, кто ты есть, Алексей Фомин. И от этого будет зависеть то, как лучше использовать моего нового сотрудника. Ты готов отвечать на вопросы?

– Да.

– Отвечать надо быстро, без задержек. Правду, а не используя иезуитские увертки и иносказания. Я их сам хорошо знаю. Так ты готов?

Предлагает мне, точнее, моей маске, открыть карты. Похоже, понял, что написанное в моем личном деле не сходится с реальностью, вот и решил самостоятельно оценить потенциального сотрудника. Ладно, приоткроем скрываемую маской… другую маску. Только в последней есть несколько других черт, более глубокого уровня восприятия.

– Готов. Но это значит, что мое личное дело…

– Его составители не совсем поняли личность того, кого описывали. Это только их вина. Начнем. Что значит для тебя убийство Руциса?

– Исчезновение влиятельного человека, помогающего как советами, так и некоторыми своими действиями, но непременно в законных рамках.

– Проще говоря – покровителя. Называй вещи своими именами, Фомин.

Киваю, принимая это к сведению. Выходит, вообще никаких эвфемизмов, благодаря которым можно смягчить истину более расплывчатыми и приемлемыми словами. Да, Артур Христианович, вы точно прагматик. Да еще и циник, если я правильно понял. И все равно – «сочный» такой вопрос прямо в лоб, причем явно лишь первый. Что ж, жду дальнейших.

– Почему принял решение работать в ОГПУ?

– Раскрытие возможностей, возможность стать частью силы, власть.

– Убивал?

– Да.

– В деле это и так отмечено. – Улыбка, но не простая, а с подвохом. – Я хотел увидеть, что у тебя на лице отразится.

Молчу, понимая, что вопроса как такового не прозвучало. А любые слова с моей стороны будут проявлением если не слабости, то нетерпеливости. Захочет – сам скажет. Не захочет… ну да и ладно.

– Ничего. Ни смущения от вопроса, ни радости, ни сожалений, – как и ожидалось, развил уже сказанное им Артузов. – Такое нечасто можно увидеть, особенно у нас. Молчишь?

– Вы не задали вопроса.

– Верно, вопроса не было. Сейчас будет. В каком случае ты предашь советскую власть?