Осколок империи

Приказ № 01721 (под грифом «секретно»), за подписью временно исполнявшего обязанности командующего Кавказской трудовой армией А.Медведева:

…Член РВС Кавфронта тов. Орджоникидзе приказал: первое – ст. Калиновскую сжечь; второе – станицы Ермоловская, Закан-Юртовская, Самашкинская, Михайловская – отдать беднейшему безземельному населению и в первую очередь всегда бывшим преданным Соввласти нагорным чеченцам: для чего все мужское население вышеозначенных станиц от 18 до 50 лет погрузить в эшелоны и под конвоем отправить на Север, для тяжелых принудительных работ; стариков, женщин и детей выселить из станиц, разрешив им переселиться в хутора или станицы на Север; лошадей, коров, овец и прочий скот, а также пригодное для военцели имущество передать Кавтрудармии.

Г. К. Орджоникидзе, близкий соратник Джугашвили (Сталина), член ЦК, председатель ЦК ВКП(б), народный комиссар Рабоче-крестьянской инспекции СССР

Необычная ситуация, откровенно говоря. Я, искренне ненавидящий ОГПУ и находящийся под чужой личиной аккурат в этой структуре, стою и размышляю, как бы это на официальных основаниях окончательно «утопить» двух чекистов. И ведь точно знаю, что получится. Начнем!

– Федор! Этих вредителей перевязал?

– Как смог, – сначала слышу ответ, а потом вижу и самого Панфилова, входящего в комнату и вытирающего руки мокрым полотенцем. – Я ж не дохтур.

– Врач скоро сюда приедет. А ты пока сделай вот что… Этого вот страдальца, – взгляд в сторону измордованного, но уже начинающего постанывать Устинова. – Да-да, его. Перетащи в соседнюю комнатку. К дочери. Аптечку туда же и по возможности постарайся привести его в порядок.

– Сделаю что могу. А с его дочерью что? Она ж того, полуголая и связанная.

– Найди халат какой-нибудь, пусть оденется. Развяжи, конечно, но дверь закрой. Она сейчас не в себе, так что следи, чтобы не выбежала. Никакой силы не применять. Ясно? Тогда выполняй.

Если разложить по полочкам все необходимые действия, то не приходится потом скрипеть зубами по поводу того, что подчиненные опять накуролесили. Проверено временем.

Проследив, что Федор нашел какой-то женский халат, отнес его в комнату, где находилась дочь Устинова, а затем и главу семейства, в чувство приходящего, туда же потащил, я двинулся на кухню. Проверить, как там два недостреленных поживают. А поживали они именно так, как и следовало. То есть плохо поживали. Оба были живы и даже пришли в сознание, но вид был весьма жалкий. Связанные по рукам и ногам, в неумело наложенных повязках. Прелесть! Но при этом пытались о чем-то переговариваться. Тихо так, явно с целью, чтоб никто их не услышал. Нет уж, вам роскошь простого околочеловеческого общения предоставлять явно не стоит. Да и вдруг в дурные головы придет идея начать орать изо всех сил. Особенно хорошо это может получиться у Халилова. Сам большой, голос громкий. Думаю, орать как муэдзин с минарета или ишак на базаре вполне может. Нет уж, мне такого счастья и даром не надо!

Полотенцами кухня уже успела обеднеть, но кое-что еще имеется. Ага, вот одно, а вот и второе. На кляпы пойдут в самый раз.

– Скажите «а-а»! – подмигиваю двум чекистам, которые смотрят, словно кролики на удава. – И вообще, не все ж вам кляпы на других использовать. Жизнь, она порой переменчива.

Спустя минуту и несколько попыток что-то пискнуть, оба кляпа заняли полагающиеся им места. Ну а в кухне воцарилась полная тишина. Красота, да и только. Можно было уходить, вот только сделать это не попрощавшись… Всегда стремился избегать любых проявлений дурного тона. По возможности, конечно.

– Я не прощаюсь, так что соскучиться не успеете.

По глазам обоих было видно, что скучать по мне точно не собираются. Но если во взгляде Халилова была незамутненная ненависть, то Сомченко смотрел с обреченностью смертника. Понимал, что раз я решил в скором времени вернуться, то явно не просто так. Впрочем, он был прав, но что это меняет? Ровным счетом ничего.