Оскомина

Мы вышли на улицу. Стоял ясный октябрьский денек, и мы под ручку зашагали по городу. Если ты беременна, тебе особенно удобно идти под руку с кем-нибудь высоким: живот не мешает. Я рассказала Ричарду про нас, Марка, Телму и меня. К тому времени, когда я завершила свой рассказ, мы уже дошли до Центрального парка, и тут Ричард меня поцеловал. Целуется он замечательно. Марк тоже, но в браке целоваться постепенно перестают — вот какая штука. Мы дошли до зоопарка, посмотрели, как часы на летнем театре «Делакорт» бьют пять, и сели на лавочку перед тюленьим бассейном. Тут Ричард снова меня поцеловал.

— По-моему, я его просто-напросто закормила, — говорю я.

— Ты с ума сошла, — бормочет Ричард.

— Меня, видимо, настолько заворожило сознание, что мы с ним — супружеская пара, что я даже не заметила, что мужчина, с которым мы пара, уже спарился с совсем другой женщиной.

Тут Ричард кладет руку мне на живот — тугой и круглый, как баскетбольный мяч, и говорит:

— Пошли ко мне.

Я качаю головой.

— Нет, правда, Рейчел, — говорит он. — Вот было бы здорово! Мне еще не доводилось спать с женщиной на восьмом месяце беременности.

— Уверена, что Хелен это тоже понравилось бы, — замечаю я.

— Сегодня утром Хелен съехала с квартиры. Если хочешь, можешь поселиться у меня, — предлагает Ричард. — У нас и детская комната имеется. Я не шучу, Рейчел. Когда-то я снял документальный фильм про метод Ламаза и готов рожать ребенка вместе с тобой. Можем заново пройти курс подготовки.

— Я не в восторге от метода Ламаза.

— Тогда можем пойти на антиламазовские курсы, — говорит Ричард.

— Но мы ведь не влюблены, — говорю я.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает Ричард.

— Оттуда: я все еще люблю Марка. А ты все еще любишь Хелен. Мы с тобой — две жертвы измен — будем просто жаться друг к другу, но нас ничто не связывает, кроме желания наказать тех двоих за то, как они с нами поступили.

— Выходи за меня, — говорит Ричард. И, поднявшись во весь рост, повторяет: — Выходи за меня, Рейчел.

Неподалеку люди сидели на лавочках, бродили вокруг тюленьего бассейна, и я видела, как они с любопытством закрутили головами.

— Рейчел, я серьезно, — уже во весь голос произносит Ричард. — Я хочу на тебе жениться. Надо было еще тогда на тебе жениться.

— Давай, Рейчел, выходи за него! — гаркает парень через две скамейки от нас. — Пускай у мальца будет папаша.

Парочка на другой скамейке зааплодировала, послышались смешки.

— Ричард, сядь, — говорю я. — Прошу тебя.

— А ты что, готова произвести на свет ребенка в нынешних обстоятельствах? — вопит он, направляется к тюленьему бассейну и вот уже прыгает на парапет. — Я хочу на тебе жениться, ты хочешь за меня выйти — ты просто не догоняешь. Выходи за меня, Рейчел. Я — человек верный. Я не способен на измену. Может, я сейчас и под мухой, но ручаюсь за каждое свое слово. Если уж я говорю «навсегда», значит, навсегда. А если ты хочешь, чтобы я сел, перестал на тебя орать и выставлять себя на посмешище, скажи одно только слово: да.

Раздались дружные аплодисменты.

— Слышишь? — говорит Ричард. — Народ меня поддерживает. — Он смотрит на меня, победно вскидывает руки и кричит: — Выходи за меня! И ноги твоей никогда больше не будет в Вашингтоне. Выходи за меня, и тебе никогда больше не придется притворяться, что ты отличаешь Иран от Ирака. Выходи за меня, и тебе никогда больше не надо будет слушать очередного зануду, который трындит о том, кто, по его мнению, станет следующим заместителем редактора иностранного отдела в «Вашингтон пост».

Он тряхнул головой и расплылся в улыбке — явно был уверен, что завершил свое выступление на редкость удачно. Затем повернулся и спиной плюхнулся в бассейн. Снова послышались аплодисменты: это лежавшие на камнях тюлени, хлопая ластами, попрыгали в воду. Публика ринулась к парапету; на глазах зевак Ричард великолепным австралийским кролем проплыл несколько кругов и вылез на берег сохнуть.

— Подумай хорошенько, — кричит он и валится навзничь, изображая полный упадок сил.

И минуты не прошло, как полицейские арестовали его за нарушение общественного порядка. Ричард воспринял арест с редким добродушием. Его закутали в попону, повели в местный участок, выписали штраф и отправили домой. Я сделала ему яичницу и уложила в постель.

— Останься со мной, — говорит он.

— Нет, — отвечаю я.

— Куда же ты идешь?

— Переночую в отцовской квартире. На последний самолет я уже опоздала.

— Рейчел, — говорит Ричард, — дело вовсе не в том, сколько лет ты для него стряпала. И не в том, что ты хотела стать с Марком настоящей супружеской парой. Дело вообще не в тебе.

— Отчасти наверняка и во мне, — говорю я.

— Почему?

— Потому что если дело не во мне, значит, я точно не смогу ничего изменить.

— Об этом я и толкую, — говорит Ричард.

— Знаю, — говорю я, — но согласиться с тобой не могу.

— В ином же случае поступи так, как я, — советует Ричард. — Теперь мне куда лучше, чем прежде.

— Ты что мне предлагаешь? Попросить человека, которого я не люблю, жениться на мне, а потом сигануть в бассейн с тюленями?