Резервуар образов: Рольф Райхардт обнаружил и изучил три десятка французских и иностранных (английских и немецких) литографий и гравюр на дереве, в том числе в недавно появившейся в ту пору иллюстрированной прессе[1158]
, которые избирают своим объектом «игру с троном» и превращают ее в «транснациональное медийное событие». К этому перечню можно было бы прибавить предметы, украшенные изображениями сожженного трона, такие как шейный платок, произведенный в Нормандии[1159], или памятные медали в честь «трона, сожженного народом» (ил. 6) или «Божьего суда» (ил. 7). Разнообразие носителей, форм и адресатов указывает на то, что подобные образы распространялись очень быстро и очень широко, стремясь «обойти весь мир»[1160]. Их общее число в три раза превышает число гравюр, изображающих снос королевских статуй в 1792 году.
Ил. 6. Трон, сожженный народом 24 февраля 1848 года. Памятная медаль, 1848
Ил. 7. Божий суд. Памятная медаль, 1848
Изображения сожженного трона можно разделить на три типа. Первый представлен анонимным рисунком, сделанным, судя по всему, с натуры, «24 февраля в 5 часов вечера» и хранящимся в Музее искусства и истории в Сен-Дени. Он запечатлел всеобщее возбуждение и оживленную жестикуляцию (ил. 8
). Вероятно, именно он послужил основой для полотна, также анонимного, хранящегося в музее Карнавале (ил. 9); их сходство бросается в глаза. В обоих вариантах мы видим бурление народа на пьедестале Июльской колонны и вокруг нее; колонна здесь — не просто элемент декорации, она притягивает взгляд и напоминает о поклонении памяти тех, кто погиб в 1830 году; изображен момент карнавального «осквернения» трона на пьедестале незадолго до его сожжения. Безымянный участник восстания (по всей вероятности, «парижский мальчишка», поскольку он совсем небольшого роста) сидит на троне, поднимая руку; народ, по-прежнему вооруженный, триумфально потрясает пиками и ружьями, а также красными колпаками; кажется, что восстание еще не закончено; люди на площади пьют из бутылок, бьют в барабаны, трубят в трубы и рога, одни аккомпанируют революционным песням, а другие, судя по позам, их распевают. Картина подробнее, чем рисунок; на ней видны также женщины у подножия колонны; видны и красные колпаки, однако красное (или, во всяком случае, монохромное) знамя, которое было изображено на рисунке, на картине отсутствует. Переписывание события, пусть даже микроскопическое, значимо. Впрочем, в любом случае иконоборческий ритуал изображен здесь как праздник рабочих в блузах или с обнаженными руками — народа, становящегося хозяином положения; иконоборчеству сопутствуют бурные эмоции, порой неконтролируемые.
Ил. 8. 24 февраля 1848 года, 5 часов пополудня. Рисунок на бумаге
Ил. 9. Сожжение трона Луи-Филиппа на площади Бастилии, 24 февраля 1848 года
Второй тип изображений близок к первому, но сцена сожжения трона представлена здесь с легким отстранением, а главное, с существенными социальными и символическими изменениями. На одном из эстампов трон изображен вдали; он уже горит и тонет в клубах дыма, делающих его почти невидимым (ил. 10
). На другом народ изображен так, что создается впечатление, будто он не более чем гость на устроенном для него празднике (ил. 11). На обоих эстампах очень хорошо различимы трехцветные флаги (по всей вероятности, отсутствовавшие в реальности), а также национальные гвардейцы и люди в буржуазной одежде. Все они протягивают руки в одном и том же направлении (ил. 10), как будто принося революционную клятву. Народ празднует обретение собственного суверенитета, но этот праздник изображен издали и как торжество полного единодушия.
Ил. 10. Виктор Адан и Жюль Арну. Народ сжигает трон
Наконец, третий тип. Эти более «народные» эстампы, равно как и памятные медали, сосредоточивают внимание только на сожженном троне и порой обходятся вообще без человеческих фигур. Весь смысл рисунков — в аллегории. В этом аутодафе свершается «народное правосудие», народ вновь обретает свой суверенитет, как политический, так и пространственный: площадь Бастилии, в центре которой высится Июльская колонна, воздвигнутая в память о жертвах Революции 1830 года, вновь становится народным достоянием. На эстампах, судя по всему, классы воссоединяются, над всем царит трехцветный флаг и вновь появляется живая аллегория свободы во фригийском колпаке, а насилие кажется абсолютно усмиренным (ил. 12
и 13). Жесты постепенно утрачивают свою живость. Эти изображения, которые имели самое широкое хождение, породили иконоборческий образный фонд народного суверенитета, восстанавливающий преемственность с революциями прошлого; но этот образный фонд носит исключительно цивилизованный характер и призван предотвратить возвращение гражданской войны.
Ил. 11. Жюль Давид. Трон, сожженный у подножия Июльской колонны (Революция 1848 года. Французская республика)
Ил. 12. Аноним. Сожженный трон
Ил. 13. Жертвоприношение свободе. Кресло короля Луи-Филиппа