Оскорбленный взор. Политическое иконоборчество после Французской революции

Сожженный трон служит также резервуаром сувениров: от него остается множество светских реликвий. Один из участников восстания, несших трон на площадь Бастилии, гражданин Делозанн, сообщает, что бережно сохранил «кусок бархата с позолотой, оставшийся от трона»[1161] — доказательство своего иконоборческого жеста. Кусочки бархата из обивки трона — республиканские святыни, светский аналог фрагментов Святого креста — множатся и имеют широкое хождение. Молодой румын, сражавшийся на баррикадах, шлет своему другу-молдаванину один из таких кусочков, реликвию революции, которая, как он полагает, призвана «изменить лицо земного шара»[1162]. Кусочек ткани, посылаемый будущему освободителю, становится носителем этой веры.

«Цивилизованный» вариант иконоборческого эпизода с сожжением трона может отныне подаваться как подвиг, достойный награды. Разумеется, этому способствует и включение этой сцены в фонд образов, прославляющих суверенный народ. Обычно иконоборческий жест остается анонимным, он совершается целой толпой и нередко представляется стыдным. В данном же случае некоторые участники сожжения трона гордятся своим поступком, как воинским подвигом, достойным награды. Революционный протагонизм и иконоборчество здесь могут пересечься и совпасть. В Архиве префектуры полиции и в Национальном архиве обнаружились два прошения о признании гражданских заслуг. Одно составлено по свежим следам, по всей вероятности 15 марта 1848 года, сорокачетырехлетним рабочим-механиком Делозанном, проживающим в предместье Сен-Жак:

Париж, 15 февраля [sic!] 1848 года

Грашдадин Альбер и Луи Блан

Честь имею вам саабщить што это я грашданин Делозан предм Сен-Жак номер 35 имел честь адним ис первых войти в Тюльри и унести аттуда трон 24 февраля сево года в 11.50 утра, и это также я грашдане кто поджог ево у падножья Июльской колоны, какой грашданин скажет другое я его афициально апровергну, сограшдан которые его несли вместе со мной было шесть человек, но я помню только адного это г-н Радинь (?) торговец птицей с улицы Рамбюто возле рынка.

Паднесу вам грашданин кусок бархата с золотом из обивки трона, я адин имел честь ее сахранить. Прошу вас поверить дорогие мои грашдане што не ради денежной награды пазваляю себе вам писать, только если могу быть палезен своей стране тогда вам свои услуги предлагаю даром, живу в деревне под орлеаном, хорошо умею лес прарежать и павторяю, если могу быть палезен, всегда с гордостью исполню долг грашданина.

Будет для меня бальшая радость если палучу атвет от грашданина Альбера и Луи Блана. Примите дарагие друзья уверения в пачтении к вашему высшему палажению.

Делозанн, предм Сен-Жак 35[1163].

Рабочий-механик, что характерно, обращается с прошением к Луи Блану и к «рабочему» Альберу, представителям социальной Республики и рабочей демократии; он дотошно описывает обстоятельства и время действия, представляет материальные доказательства своего поступка, приводит фамилию своего товарища по оружию (другие ему незнакомы, значит, речь не идет о жителях одного и того же квартала). Возникает ощущение, что вынос и сожжение трона значимы сами по себе, никакие сражения на баррикадах не упомянуты. Требование признания иконоборческого акта равнозначно просьбе о помощи, хотя автор письма это отрицает. Комитет, рассматривавший прошение, постановил наградить его автора «почетным знаком»[1164].

Второе прошение составлено уже после 15 мая 1848 года[1165], в другом социополитическом контексте; автор его — «торговец всякой всячиной» по фамилии Даллоз, проживающий в предместье Сент-Оноре; ему шестьдесят лет (ничего общего с парижским мальчишкой, забравшимся на трон!):

Париж, 12 июня 1848 года