Ослепительные дрозды

- Уже? Что-то, несерьезный запой у твоего мальчика.

"Мои-то, бывает, месяцами в себя приходят", - подумал Толик, но вслух говорить не стал.

- Завтра не надо, - после короткого размышления сказал Бирман. Давай недельки через три, когда я снова в Москве буду. А ты уверен, вообще, что он потянет?

- Уверен, - ответил Сулим. - Этот потянет. Жаль, конечно, что столько ждать...

- Да не столько ждать. Ждать больше придется. Кто его знает, твоего этого подпольного гения? Нужно же его как-то преподнести...

- Ничего не надо преподносить. Его вся страна знает. Пленки магнитофонные повсюду бродят. Я справки наводил. Он для провинции - почти как Владимир Семенович, царство ему небесное. Ты его только на большую сцену выпусти. Афишу сделай, чтобы народ прочитал - увидишь сам, что будет.

- Сумлеваюсь я, однако, - протянул Бирман, но решение уже было принято. - Давай, знаешь, как сделаем? Возьму его в солянку, без афиши. Если реакция будет - будем думать.

- Реакция будет. Так когда?

- Ну давай тогда, завтра привози. Через пару дней у меня выезд. Воткну его в какой-нибудь концертик. Поглядим, что за гений.

- Заметано, - хмыкнул Сулим и повесил трубку.

***

Толику было за пятьдесят. В силу возраста и количества денег, которые давали ему возможность общаться с людьми значительными и проводить досуг в местах дорогих, красивых и для широкой публики недоступных, он очень придирчиво оценивал каждого своего нового знакомого.

Утром, когда раздался звонок в дверь и Толик, перед тем, как открыть ее, привычно заглянул в глазок, он был слегка разочарован. На площадке стоял Андрей Сулим, как всегда, одетый с иголочки, в новехоньких джинсах, белых кроссовках, только начавших входить в моду и цветастой, "гавайской" рубахе, а рядом с ним - совершенно заурядного облика молодой парнишка неуловимо провинциального вида.

Длинные темные волосы, небритый подбородок - и борода-то на нем не росла, а так - кусты редкие и неопрятные, несвежая даже в глазок футболка, штаны - "самосторок" защитного цвета и китайские стоптанные кеды.

"С ним, конечно, нужно будет повозиться, - подумал Толик, не открывая дверь. - Если, вообще, из такого чучела что-то путное можно сделать".

- Это я, - сказал Сулим, глядя в глазок. - Открывай давай.

- Да вижу я. - проворчал Бирман и не спеша скинул цепочку, повозился с замками и, наконец, распахнул дверь.

- Заходите. Кофе будете?

- Будем, - угрюмо буркнул парнишка, которого никто не спрашивал. Множественное число, в котором был поставлен вопрос являлось данью привычной деловой вежливости. Мнение волосатого юноши интересовало Бирмана в последнюю очередь, а сам вопрос адресовался исключительно Сулиму.

"Да он еще и хам к тому же", - подумал Толик, аккуратно посторонившись, чтобы не прикоснуться паче чаяния к вонявшей потом футболке молодого гостя. Гость, между тем, втащил с площадки гитару в синем матерчатом чехле и, не снимая кед, двинулся на кухню с таким видом, словно бывал в квартире Бирмана уже много раз.

- Ну, здорово.

Суля протянул Бирману руку.

- Кофе растворимый? - донесся из кухни голос юного дарования. - Если есть молотый, то, давайте, я сварю. Я умею как надо.

- Сейчас, - буркнул Толик себе под нос. - Разбежался... Это и есть твой гений?

- А что? - загадочно улыбнулся Сулим. - Ты погоди, ты его послушай...

- Если бы я всех, с кем работаю, слушал, я бы давно уже в психушке сидел, а не кофе с твоими приятелями распивал. Мне важно, как на него народ пойдет. А я в музыке вообще ничего не понимаю, мне-то что... Пусть хоть "Князя Игоря" поет. Лишь бы бабки шли.

- Кстати, насчет бабок, - заметил Суля, придержав Толика за локоть. Давай сразу этот вопрос решим. Сколько ты за него хочешь получить?

- Сейчас ничего сказать тебе не могу. - Толик неприязненно посмотрел в сторону кухни, откуда доносилось позвякивание передвигаемой на столе посуды. - Сейчас сделаем пробу. Ну, понятно, что-то он заработает... А потом уже решим.

- Хорошо. После конкретизируем. - улыбнулся Сулим. - Ну, пойдем на кухню, что ли? А то там он у тебя беспорядок устроит. Ты же не любишь, когда у тебя беспорядок?

На кухне остро пахло подгоревшим кофе.

Леков сидел на высоком табурете и смотрел в окно. Квартира толика смотрела прямо на Мосфильмовскую набережную, молодой гость был поглощен созерцанием серых вод Москва-реки и до вошедших на кухню ему явно не было никакого дела. Во всяком случае, он ни взглядом, ни жестом не выказал ни малейшего интереса ни к хозяину, ни к Андрею Сулиму.

В руках у Лекова была дымящаяся чайная, двухсотпятидесятиграммовая кружка с дымящимся кофе, который он и прихлебывал, шумно втягивая в себя напиток и, время от времени, жмурясь.

Бирман посмотрел на стол. Так и есть. Этот хам сварил кофе только себе. Кстати, он же сварил...