В квартире Романа Отрадный, наконец, расслабился. Он, явно, чувствовал себя в своей тарелке - даже облик его очень хорошо сочетался со шкафчиками карельской березы, с мягким, старинным кожаном диваном, на резную деревянную спинку которого Отрадный небрежно закинул руку, с тяжелыми бархатными портьерами, закрывающими окна, с иконами и картинами, висящими на стенах.
Отрадный, пожалуй, единственный из всей компании выглядел в апартаментах Кудрявцева на своем месте - даже хозяин в своих потертых джинсах и кожаном пиджачке казался гостем в собственном доме, не говоря уже о покачивающемся Лекове и окончательно потерявшейся девушке Наташе, которая, войдя в квартиру юркнула в массивной кресло и затихла, снова сосредоточив все свое внимание на Отрадном.
Артист сидел, закинув ногу на ногу и курил дорогую, длинную сигарету. Поблескивал очками, поглядывал по сторонам.
- Хорошо у тебя, Рома, - наконец, молвил артист. - Я, знаешь, редко в гости хожу... Все работаю, работаю... А у тебя - просто прелесть, что за дом. Можно посидеть по-человечески...
- Сейчас, сейчас, все будет по-человечески, - пробормотал Леков, срывая винтовые пробки с водочных бутылок.
Когда Кудрявцев, гремевший на кухне тарелками и хлопающий дверцей холодильника появился в комнате с подносом, на котором лежали закуски копченая колбаса, буженина, хлеб, зелень, тонко нарезанный, ароматный сыр, Леков уже выпил свои первые двести грамм.
- Не гони, Василий, - строго сказал Роман. - А то вырубишься раньше времени.
- А когда, позволь спросить, это время, до которого мне нельзя вырубаться?
Лекову, очевидно, стало лучше. Пот на лбу высох, лицо порозовело, в глазах заиграли злые, веселые искорки.
- Я хотел тебя попросить спеть последние твои песни. Из нового альбома. И Сережа бы послушал. Хочешь, Сережа?
Кудрявцев посмотрел на артиста. Тот пожал широкими плечами и как-кто странно сморщил лицо. При желании, конечно, выражение, которое приобрела физиономия Отрадного можно было назвать заинтересованностью, но, с тем же успехом, к нему подходило и определение "отвращение". Он провел ладонью по длинным, густым, холеным волосам, зачесывая их со лба на затылок и прромычал что-то неопределенное.
- Ну да, Сережа у нас только свои песни любит слушать, - ехидно заметил Кудрявцев.
- Ну, отчего же, - прикрыл глаза артист. - "Битлз" я слушаю с удовольствием... Вы как, - нарочито-официально обратился он к Лекову. - Как насчет "Битлз"?
- Нормально, - ответил Леков, странно глядя на статного артиста. Нормально насчет "Битлз".
- "Нормально", - вздохнул Отрадный. - Эх, молодость, молодость... Это гениальные композиторы.
Сказавши это артист снова прикрыл распахнутые было глаза и погрузился в самосозерцание.
- Глубоко, - констатировал Леков. - Глубоко. Гениальные, значит. Ну, ладно. Раз в консерватории так считают, я, что же, я ничего...
Артист не реагировал.
- Ладно, Рома, давай еще по двести и споем.
- Не много будет тебе?
- Ты чего, Рома? Я свою дозу знаю. Гитарку вашу можно взять, Сергей... по отчеству, извините, не помню?... А?
- Не надо, не надо, - Кудрявцев быстро погасил пожар, - заметавшийся в мгновенно открывшихся глазах Отрадного, пожар, который, кажется, вот-вот готов был расплавить дорогую золоченую оправу его очков. - Не надо. У меня есть гитара.
Он метнулся в кухню и, через секунду, вручил Лекову двенадцатиструнный инструмент.
- Специально купил, - сказал Роман. - Как, ничего?
- Говно, - коротко ответил Леков. Отрадный усмехнулся.
- Говно, - повторил Леков. - У нас хороших гитар на заводах не делают. Не умеют.
- Ну, ладно, - пожал плечами Роман. - Как-нибудь с тобой походим по Москве. Поможешь выбрать...
- Если только по комиссионкам - сказал Леков. - Ладно, сыграем пока и на этой...
С дивана, на которым восседал артист донеслось какое-то сдавленное шипение.
- Последняя песня, - объявил Леков и быстро налил себе полстакана водки. - Называется "Время Богов".
- Можно водки выпить? - глухо спросил Отрадный.
- Конечно, - Кудрявцев быстро поднес артисту требуемое. - И огурчик возьми, Сережа, огурчик.
- Спасибо.
Отрадный залпом выпил водку. Леков, наблюдавший за ним с гитарой в руках, одобрительно кивнул.
- Ну, понеслась, - сказал он, когда артист прожевал и проглотил крохотный, крепенький соленый огурчик.
***
Отрадный потянулся за сигаретой, его качнуло и он вляпался растопыренной ладонью в блюдце с крупно нарезанными помидорами. Очень серьезно рассмотрев свои, вымазанные в розовой помидорной кашице пальцы, артист, не найдя салфетки, потащил из кармана брюк носовой платок, попутно заляпав и черную рубашку и, собственно, брюки, умудрился окропить скатерть и накапать на пол.
- У тебя гитара...
Язык артиста заплетался, лицо раскраснелось и покрылось капельками пота. Кудрявцев наблюдал за именитым гостем с видимым удивлением. Прежде он не видел Отрадного в подобном состоянии.