- Дорогу куда? - переспросил Отрадный. - Дорогу на большую сцену. Познакомить хотел с Лукашиной...
- Вот, счастье-то! - хмыкнул Леков. - Еще мне только не хватало с Лукашиной дружбу водить.
- Ладно, кончайте вы. Пошли в магазин, - Кудрявцев попытался остановить перепалку. - Покричали, и будет.
- Действительно.
Леков шагнул к Роману и принял у него девушку Наташу.
- Наталья! - обратился он к девушке. - Пойдем в магазин?
- Да, - пролепетала девушка Наташа.
- А потом? - спросил Леков. - Потом куда?
- Не знаю, - ответила девушка, блуждая взглядом по сторонам.
- Молодец! Вот верный ответ. А этот - "на большую сцену"!.. В гробу я видел вашу большую сцену. Я все знаю, что с вашей "большой сценой" будет...
- Ну и что же ты знаешь, пацан? - крикнул Отрадный. - Что ты можешь знать? Ты просираешь свою жизнь, не скажу - "талант", потому что у тебя его нет.
- Где уж нам, - со скукой в голосе отозвался Леков. Он уже двинулся по направлению к магазину и Кудрявцеву с Отрадным не оставалось ничего, .кроме как присоединиться к молодым людям.
- Да, потому что талант подразумевает под собой не только владение инструментом... Не только умение писать... Это, прежде всего, огромная ответственность. И умение существовать в социуме... Ты можешь всю жизнь просидеть в полной заднице со своими способностями... Талант - это реализованные способности... А ты, вы все - вы не в состоянии реализоваться. Не в состоянии донести до слушателя то, что у вас есть... Если, вообще, есть.
- Ты зато в состоянии, - не оборачиваясь сказал Леков.
- Да, - начал было Отрадный, но Леков отмахнулся и крепче прижал к себе девушку Наташу.
- Да брось ты... Ты все что мог, уже сделал. И Лукашина твоя, великая певица земли русской... Все, теперь по инерции покатиться.
- Что покатиться?
- Ваше говнище...
- Да я тебя сейчас, щенок..
- Брек, - сказал Кудрявцев. - Василий, ты чего заводишься? Давай, кончай. А то водки больше не дам.
- Дашь, - строго вымолвил Леков. - Ты хороший человек, Рома. Ты не можешь не дать мне водки. А ваше говнище, - он снова посмотрел на Отрадного. - Ваше дерьмо покатиться по стране и все в нем утонет. Ты не смотри на меня так, не смотри. Не обижайся, вообще-то. Я, ведь правду говорю. А на правду чего на нее обижаться? Правда - она и есть правда. Против правды не попрешь. Точно, Рома?
- Ты о чем? - Кудрявцев пожал плечами. - Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
- Я имею в виду, что господин Отрадный имеет в виду невиданный прогресс в области популярной музыки. Грядущий прогресс, конечно, так ведь, господин артист?
- Пошел ты, - огрызнулся Отрадный. - Тебе этот прогресс не грозит.
О-о! какая жалость! - воскликнул Леков. - Какая, блядь, жалость! Не попаду я в вашу тусовку! Не согреют меня огни большого города!
Он быстро крутанулся на триста шестьдесят градусов, обозревая окрестности. Девушку Наташу он при этом, каким-то хитрым образом, не выпустил из рук, она только качнулась и снова обрела равновесие.
- Только...
Леков понизил голос.
- Только не будет уже большого города. Была Москва большим городом.
Он махнул рукой на сталинские здания Кутузовского проспекта.
- Была... А скоро ничего от этого всего не останется.
- Это почему же?
Кудрявцев положил руку на плечо Отрадного, который снова хотел вступить в дискуссию.
- Подожди, Сережа. Так почему же, Василий?
- Потому что - ты говоришь - Горбачев... Не в нем дело. Дело в том. что империя себя изжила. Не Горбачев, так кто-нибудь другой даст первый толчок. И все рухнет. Все. Но мне начхать. Мне это даже интересно, Мне это нравится. Но - этого самого искусства, о котором так долго говорили господа прогрессивные композиторы - его не будет. Вы, композиторы хреновы, - он снова обращался к Отрадному. - Вы почву подготовили. Своими псевдорусскими стенаниями. Своими проститутскими песнями.
Леков перевел дыхание. Девушка Наташа внимала его словам с благоговением, сходным с религиозным экстазом.
- Вы все - шлюхи...
- Слушай, ты! - начал было Отрадный, но Кудрявцев снова не дал ему начать перепалку, начал что-то шептать в ухо артиста, от чего тот замолчал и даже начал улыбаться. Леков, тем временем, продолжил:
- Шлюхи, я сказал! Играете на власть... Все вы, вся ваша кодла прихвостни царские. Что вам прикажут, то и поете. Что разрешат - выставляете как свою заслугу. "Мы пробили"... "Мы протолкнули"... Лукашина эта ваша, мама, понимаешь... Подсадили всю страну на совковую пошлятину, на блятняк трехаккордный... Рома! Ты, вот, меня поймешь...
- Я понимаю, Василий, - начал было Кудрявцев, но Леков, увлекшись, не дал ему договорить.