Ослепительные дрозды

- Пошли гулять, - сказал Леков. - А, товарищи мои? Пойдемте на улицу! Такая ночь клевая.

Он посмотрел на пустые водочные бутылки.

- Все равно еще бежать. Пробздимся вместе... Я люблю Москву ночью. Особенно летом. Красота...

- А мне очень нравится Петербург, - начал Отрадный. Язык его заплетался, глаза за стеклами очков смотрели в разные стороны. - Вы, питерцы, вы не цените того, что имеете. Москва... Москва - это с-с-су-у-масшедший дом, - с видимым усилием закончил он фразу.

- Да ладно тебе, Сережа, - махнул рукой Леков и наклонился к копошащемуся под столом телу.

- Слышь, девушка! Подъем! На прогулку!

Девушка Наташа вылезла из-под стола, провела обеими руками по длинным густым волосам и, краснея, оглядываясь на Кудрявцева и Отрадного, послушно побрела в прихожую.

- Как ты ее, однако...

Кудрявцев плотоядно улыбнулся.

- Как ты ее окрутил. Без единого слова. Гипнотизер ты, Василий. Экстрасенс.

- Да перестань, Рома. Чего ты, в самом деле? Девчонка - что с нее возьмешь?..

Отрадный встал со стула, его качнуло вперед и, если бы Кудрявцев в очередной раз не придержал его - на этот раз, за талию - рухнул бы прямо на стол.

- Слушай, Сережа, может быть, тебе отдохнуть? - спросил артиста Кудрявцев.

- Не-е!

Отрадный поводил перед носом Кудрявцева длинным пальцем.

- Не-е... Я пойду гулять. Мне нужно поговорить с Васей. Я хочу его учить.

- Пошли, пошли. - Леков шагнул к прихожей. - Пошли, Рома. Меня сейчас учить будут. Пошли. Учиться, как это?.. Никогда не поздно. И никогда не рано. Пошли.

***

- Смотрите, какие дома! Какая мощь! - говорил Леков идучи по ночному Кутузовскому проспекту. - А ты говоришь - "Горбачев"!

Он остановился и взял Кудрявцева за рукав.

- Вот это - настоящее. Ужасное, отвратительное. Но - настоящее. Я все это ненавижу и, одновременно, люблю. Восхищаюсь! Вот она, советская музыка! Русская музыка!

Леков покрутил по сторонам головой и широкими шагами двинулся дальше по проспекту.

- Кстати, - вмешался Отрадный, слегка протрезвевший от погожего, свежего ветерка, гуляющего по июльской Москве. - Кстати, вот о чем я хотел поговорить...

- Ну? - очень невежливо бросил Леков. В отличие от артиста, Леков не то, чтобы опьянел еще больше, но странно напрягся, озлобился и тащил девушку Наташу, вцепившуюся в его локоть, не обращая внимания на то, что она семенит за ним спотыкаясь и, едва ли, не падая.

- В твоих песнях, Вася, совсем нет русских интонаций...

- А какие есть?

- Да, я не понял, честно говоря... Очень эклектичная музыка... Вот, я поэтому и говорю, что тебе нужно заняться теорией... Русская песня - это же такой кладезь... Тебе нужно изучать историю музыки, чем больше будет багаж...

- Не нужен мне никакой багаж, - отрезал Леков.

- Нет, ты не прав... Ты сможешь использовать приемы, которые уже давным-давно открыты... Это не значит - копировать... Просто ты изобретаешь велосипед... Ты очень способный парень...

Леков мерзко захихикал.

- Нашел себе парня... Какой я тебе парень?

Леков снова остановился, причем девушку Наташу занесло вперед и, если бы ответственный Кудрявцев не подхватил ее под руки, она бы наверняка упала на асфальт и, вполне вероятно, серьезно пострадала.

- Что ты мне вешаешь про этот вонючий русский дух? Все уже пропахло портяночной вонью... И это, - Леков схватил артиста за ворот. - Это только начало. И ты, ты, композитор, ты, лауреат премии Ленинского комсомола, ты эту заразу тащишь на сцену. Ты ее разносишь по стране!

- Что такое? - возмутился Отрадный. Он был на голову выше Лекова и тяжелее килограмм, как минимум, на двадцать, поэтому легко отпихнул обнаглевшего самодеятельного музыканта. Леков отлетел в сторону, но Кудрявцев, с проворством хорошего футбольного вратаря, фиксируя правой рукой девушку Наташу, левой поймал своего товарища и удержал в вертикальном положении.

- Все эти ваши "Песняры", все эти "Ариэли"... Все это...

Леков сморщился и плюнул на асфальт.

- Это не русская музыка. Это развесистый, разлюли-малинистый блатняк. И ты, артист, ты свои заунывные рулады валишь со сцены, называешь это "корнями", как и все вы... Ты, мать твою, дедушка русского рока... Какой, там рок? Рок - это свобода, это, как ты говоришь, искусство. А знаешь ты, композитор, главное правило любого искусства? А?

Отрадный молчал, тяжело дыша.

- Знаешь? Главное правило искусства - отсутствие каких бы то ни было правил. Понял?

- Козел ты, - переведя дыхание сказал Отрадный. - Рома, я не знал, что твои друзья такие мудаки. Я его хотел, урода, завтра в студию отвести. Хотел его продвинуть... А теперь - пошел он в жопу. Пусть сидит в своих подвалах. Со своей сраной самодеятельностью. Я хотел ему, - он посмотрел на Кудрявцева. - Я хотел ему открыть Москву. Хотел вывести в люди. Подумаешь, блядь, спел три песни... Кроме этого надо еще столько всего... Одними песнями ты себе, идиот, дорогу не проложишь...

- Дорогу куда? - ехидно спросил Леков. Он уже успокоился и стоял, посмеиваясь, чиркая зажигалкой, прикуривая сигаретку и косясь на девушку Наташу, безвольно висящую в руках Кудрявцева.