Ослепительный нож

- Боже! - уж не от мороза затряслась Евфимия. - Помержилось. Вернись!

- Нет, горемыка, не вернусь, - упорствовал Максим. - Не стану вкушать пищу с безголовыми.

И удалился.

Евфимия пошла обратно. Хозяева и гости утешали: юрод и есть юрод! С настойчивыми уговорами пришлось испить горячий взвар, хмельного мёду. Трясовица улеглась. Известия о вязне-князе разожгли, как раздуваемые угли, погасшую беседу. Занялись жаркие речи.

- Где князь, за что поят, дождётся ли исправы - всё это без тебя, княгиня, мы тужились разведать, - начал Бренко. - Темна вода во облацех!

- Единожды сподоблен был улицезреть Голтяева, - скривил уста Подеиваев. - Узнал: великая княгиня Марья в родах преуспела, разрешилась пятым сыном: Андрей Меньшой! А вот в заступе за родного брата не преуспела Ярославна. Государь бежал от её слёз, как от дождя. Не стал внимать и Троицкому настоятелю. Мартиниан ушёл ни с чем. В сердцах сложил игуменство, отъехал в Ферапонтов. Сын Юрья Патрикеича Иван пытался слово молвить за Боровского. Такой на себя вызвал гром - ушёл, крестясь. У соправителя, у голоуса, сердце - камень. Что отец, то он. Бояре позамкнули рты. Голтяев не велел мне больше приходить к нему. И никому из нас.

- Меня-то не прогонит Андрей Фёдорыч, - уверила княгиня.

Бренко промолвил:

- Не испытывай пределов чужой трусости. Не обрати её в предательство. Ведь нам ещё трудиться да трудиться ради Ярославича!

- В Житничных палатах, - встрял Коротонос, - мой сват охранышем. Доведал, что наш князь с детьми давно отослан в Углич, в ту же тесноту.

Весть обдала застолыциков, как шайка ледяной воды.

- Ах, в У-у-у-углич…

- В Углич?

- В Углич!

- С каких пор? - пришла в себя княгиня.

- Ещё с осенних, - напряг лоб Коротонос. - Когда старшому тамошнему именем Осей отсекли голову.

- Осею? - делала для себя страшное открытие Евфимия. - За что?

Астафий удивлённо вытаращился:

- Ты… меня… спрашиваешь? Мне ли знать да ведать?

- Однако же не станем падать духом, - предложил Володя. - Углич не Вологда. Чуть дальше Житничных палат, - шутя, подмигнул он. - А может, и удобнее оттуда доставать, не вдруг поймают за руку.

- Поймают за руку! - опасмурнел Коротонос.

- Не каркай! - повелел Бренко. - Давайте-ка, сообразим, кто что осилит. Я подыщу людей, чтоб овладеть углическою колодницей…

- Я вызнаю всю её внутренность, - пообещал Коротонос.

- Как? - вскинул бровь Подеиваев.

- А через свата. Пусть расспросит тех, кто ездил с князем.

Света из оконец стало мало. Доман внёс свечи. Первым встал из-за стола Бренко:

- Дни коротки. Смеркается. Дадим покой хозяевам. С утра сойдёмся здесь же, у Володи, и всё договорим до ясности.

Гости откланялись. Давыдов вышел проводить их до ворот. Наталья много прежде удалилась к детям. Княгиня одиноко прошла по переходу в повалушу, стала сбирать рухлядь в короб. Решила для выходов оставить шубку «цини», а после обнаружила, что в сумерках ошиблась, оставила ту телогрею, в коей присутствовала при последнем часе Андрея Дмитрича и аммы Гневы.

13

Утром после трапезы всё невозможное случилось очень быстро. Пришли Подеиваев и Бренко. Ждали в сенях: запаздывал Коротонос.

- Не нравится мне дворский, - перемолвилась Евфимия с Володей.

- Князь к нему благоволил, - откликнулся Давыдов.

Внизу раздался шум, похоже, многих ног. Вошёл один Астафий. Передал Парфёну зенденевый плат, сложенный вчетверо.

- Здесь изображена углическая колодница.

- Что был за шум? - спросил Володя.

- Обивал ноги о порог. Обледенели сапоги, - объяснил дворский.

Бренко с платом пошёл к свету, стал разворачивать…

И тут в спокойные, не ждущие напастей сени ввалились трое приставов. За ними - новый дьяк Беда. Никто и глазом не успел моргнуть, а у Бренко, Давыдова, Подеиваева уже и смыки на руках. Ни дьяк, ни приставы не удостоили вниманием княгиню, будто её тут не было.

- Опряньтесь, - приказал Беда.

На Вязников надели шубы. На Володю ту, в коей приехал из Литвы. Наталья выскочила с воплем. Её не подпустили к брату.

- Выводи!

В сенях остались женщины с Коротоносом.

- Тебя не взяли, - подозрительно смотрела на Астафия Евфимия.

- Ведь и тебя не взяли! - ухмыльнулся он и вышел.

Наталья запылала, глядя на княгиню:

- Ты… По твоей нужде… В несчастный час ты к нам явилась, горехватка!

Евфимия надела телогрею, что вчера не уложила в короб, и пошла из терема.

В воротах развязала старика Домана, стянутого кушаками.

Помолилась у Косьмы и Домиана, достояв обедню. Пошла берегом Неглинки к тому месту, откуда видно невдали большое каменное круглое строение с высокой деревянной шатровой крышей. Это литейные амбары. А низкие, продолговатые как бы конюшни с узкими оконцами огородили башню четырёхугольником. В них - кузницы. Евфимия направила стопы к распахнутым воротам. Было кстати, что день пасмурный и снежный. Зато мягкий, не морозный и не ветреный. Ведь телогрея не толста и не угревиста.

Опершись на верею, дремал бердышник.

- Покличь мне кузнеца Ядрейку, - потрогала его тулуп Евфимия.

- Уф! - ожил истый снеговик и обратился к людям во дворе: - Сгаркните в литейной Адриана!