– Если бы я не была в твоем подвале, если бы мы не… –
– Ли, ты ни в чем не виновата, – мягко произносит он.
Я крепко зажмуриваюсь, сдерживая слезы, которые стремятся наверх через все мое тело.
– Нельзя себя винить. Нельзя просто взять и позволить тому дню поставить всю свою жизнь на паузу.
Мои глаза все еще закрыты, а легкие сдавило.
– И я боялась. – Слова вылетают так быстро и так тихо, что на секунду я отказываюсь верить, что действительно произнесла их.
– Ли, посмотри на меня. Ли?
Я заставляю себя открыть глаза.
Он долго смотрит на меня, пристально изучая мое лицо. Каждый раз, когда его взгляд падает на мои губы, я замечаю это. Мне становится тепло и немножко пьяно.
– Однажды твоя мама мне кое-что сказала. Было вафельное воскресенье, ты еще спала, и я помогал ей замешивать тесто. Она рассказала мне, как страшно ей было ехать в Америку и выходить замуж за твоего папу.
Я со всей силы сжимаю веки.
– Она рассказала, как страшно было уезжать от семьи, и хотя они с твоим папой были знакомы не так уж долго, какой-то внутренний инстинкт заставил ее поверить, что оно того стоит. Она сравнивала это с ощущением, когда решаешь перепрыгнуть каньон в надежде, что на той стороне все будет отлично.
Как в поговорке «хорошо там, где нас нет»? Я переплетаю пальцы на коленях. Мамины аналогии всегда напоминали крылатые выражения – их трудно было понять. Часто они еще и не обнадеживали.
– Ли.
Я открываю глаза.
– Она сказала, это было одно из лучших решений в ее жизни. Самый смелый ее поступок. Сказала, что надеется, что и в моей жизни выдастся такая возможность. Помню ее слова: «Как только ты поймешь, что важно, ты поймешь, как стать смелым». Мне кажется, отчасти я знал, даже тогда, что она говорила о нас с тобой.
Мама всегда была за нас с Акселем. Она никогда ничего не говорила, но это было очевидно.
Я уговариваю себя посмотреть ему в глаза. Я была уверена, что за последние пять лет изучила каждую эмоцию, которая когда-либо затрагивала черты его лица. Я думала, что знаю это лицо лучше, чем кто бы то ни было. Я ошибалась. Взгляд, которым он смотрит на меня сейчас, – эта надежда в глазах, это яркое желание – я видела их раньше. Но никогда не догадывалась, что они предназначались для меня.
– Если тебе нужно подумать, я все пойму. Я пойму, если ты решишь, что это плохая идея. Я просто хочу, чтобы ты знала…
– Аксель, – говорю я ему. – Замолчи.
А затем совершаю, пожалуй, самый смелый поступок за всю свою жизнь.
Я преодолеваю пространство между нами и целую его – крепко.
Он кажется удивленным лишь долю секунды. И вот мои руки уже у него на лице, стягивают с его головы очки и бросают их на тумбочку. Мое тело вдавливает его в постель. Его губы – между моими зубами. Наши ноги переплетаются.
Мое сердце взрывается синим марганцем, и гуммигутовым желтым, и хинакридоновым розовым.
Я останавливаюсь и отстраняюсь.
Он улыбается, глядя на меня снизу. Идеальный антидот для моей паники. Я смотрю в его добрые глаза, на поднятые уголки его губ и чувствую, как напряжение во мне тает и испаряется.
– Какой цвет? – спрашиваю я его.
Аксель поглаживает мою руку несколько долгих секунд, все еще глядя мне в лицо.
Он издает тихий смешок.
– Все сразу.
106
На следующий день после нашего возвращения нам приходят посылки, которые ждали на почте. Я вижу письмо: судя по печати с датой, оно пришло сразу после того, как мы уехали в Тайвань. Оно проделало весь путь из Берлина сюда.
В верхнем углу напечатано:
– Ну? – вопрошает папа. – Ты собираешься его открыть или так и будешь стоять?
– Открой ты. – Я пихаю письмо чуть ли не ему в лицо.
– Ни за что. Оно –
Некоторое время я молчу.
– То есть ты знаешь, что это? Мама тебе сказала?
– Да, – произносит он. – Сказала.
Мои руки так сильно трясутся, что я буквально рву конверт на куски, пока распечатываю его.
Я принимаюсь кричать уже после первого предложения. Когда я успокаиваюсь и дочитываю письмо до конца, в желудок словно падает тяжелая гиря. Я поднимаю глаза на папу, ожидая, что сейчас он скажет: это непрактично, это не то, чего следует добиваться…
– Что случилось?
– Я правда очень хочу поехать, – говорю я ему.
– Ну естественно, ты поедешь, – широко улыбаясь, произносит он. – И я поеду с тобой.
– Ты серьезно?!
– Абсолютно.
Мое сердце взрывается миллионом тропических оттенков, и я подскакиваю к папе, чтобы его обнять.
А потом, естественно, звоню Акселю.
– Я так и
– Я в заднице. – Я позволяю панике вырваться наружу. – Я должна была закончить серию за все то время, что была на Тайване.