Читаем Ослепительный цвет будущего полностью

Я вытащила один. Письмо было адресовано Дороти Чен, но рядом с именем стояли еще три китайских иероглифа. Обратный адрес был полностью на китайском; только внизу указано: Тайвань (Китайская Республика).

Мы рассортировали конверты в соответствии с датами на штампах. Последним письмам оказалось больше десяти лет.

– Офигеть! – воскликнула я. – Поверить не могу, что она их не прочитала.

– Как думаешь, от кого они? – спросил Аксель.

Я покачала головой. Если бы можно было спросить у папы… Но он бы ни за что не рассказал.

– Думаешь, это от них? – произнес Аксель. – Твоих бабушки с дедушкой?

Я взяла стопку писем и стала внимательно изучать углы. В обратном адресе без конца повторялось: Тайвань. Имя (или то, что, по моему предположению, было именем, написанным закругленными штрихами) не менялось от конверта к конверту.

Я неспешно кивнула.

Аксель потянулся к коробке и достал еще конверты, и тут что-то тяжелое выпало из пачки. Это был браслет. Маленькие кружочки мутного зеленого нефрита, окаймленные желтым золотом, сцепленные друг с другом. Я обернула его вокруг запястья; камни легли на кожу тяжестью и прохладой. Чей он?

– Вот это неожиданно, – присвистнул Аксель. Он вытащил потрепанную книгу в кожаном переплете. Обложка гласила: «Стихи Эмили Дикинсон».

У книги был кислый и гнилостный запах чего-то старого. Чего-то однажды любимого, но затем забытого. Я надеялась найти на полях пометки, но не нашла. Правда, некоторые строки были подчеркнуты, слова взяты в прямоугольники, а строфы обведены. Не хватало нескольких страниц, а оставшиеся были запачканы. Уголки дряблые и мятые из-за того, что их часто загибали. Я открыла книгу посередине:

Ну а еще простор страданья —дар от тебя второй —до самой вечности, как море —вот выбор твой – и мой[17].

– Единственная вещица на английском, – сообщил Аксель, изучив содержимое коробки. – Это с учетом того, что все письма написаны по-китайски.

Точно ли по-китайски? Это был очень важный вопрос. Но разорвать конверт означало бы переступить черту. То, что я покопалась в коробках, – обычное любопытство, а вот прочти я письмо – и это превратится в шпионство, проникновение на чужую территорию. Тело наполнилось оранжевым ощущением зарождающейся вины.

Меня вдруг сразила мысль: а что, если бабушка с дедушкой даже не знают о моем существовании? Не подозревают, что где-то в Фэйрбридже живет их родственница, наполовину азиатка, наполовину белая, которая до смерти хочет с ними познакомиться?

Вот это точно была бы дикость. Я уже слышала, как в грудной клетке вспенивается раздражение Каро, а вниз по позвоночнику бежит любопытство Акселя.

Но что чувствовала я, независимо от всех остальных?

Лишь жесткий, мятно-зеленый холод неспособности понять, что лежит прямо передо мной.

Я надрываю конверт, прежде чем успеваю передумать.

По бумаге растекались линии тонких, выведенных ручкой завитушек. Да, письмо действительно было на китайском. Я не могла понять ни строчки. Надеялась, что смогу узнать хоть что-нибудь – слова «ты», или «я», или «от», – но все казалось незнакомым. Манера письма была непривычна, не такая, какой меня учил отец, – это была китайская версия курсива. Изящная. Струящаяся, как вода. Нечитаемая.

Когда я взяла последнюю стопку, из нее выпал маленький жесткий прямоугольник. Он приземлился лицевой стороной вниз рядом с моим коленом.

Фотография. Черно-белая – или скорее коричнево-желтая, обесцвеченная столькими годами; на ней – две девочки, которые сидят бок о бок и не улыбаясь смотрят прямо в камеру. Обе в бледных платьях и темных туфельках мэри-джейн [18]. У одной из них волосы заплетены в длинную косу – рыбий хвост, которая лежит спереди, у плеча. У другой – две высоких косички-кренделька. Они похожи на сестер.

Аксель наклонился, чтобы рассмотреть снимок поближе.

– Как думаешь, кто они?

– Понятия не имею.

– Может, одна из них твоя бабушка? – предположил он.

Я прищурилась – так же, как когда пытаюсь определить самую светлую и самую темную точку для рисунка. Глаза искали в лицах знакомые черты, но что там можно было увидеть? Две обыкновенные маленькие девочки, лет восьми, не старше. Я вложила фотографию в сборник стихов.

В ту ночь я видела девочек со снимка. Во сне у них были те же лица, те же платья и туфли, но сами они стали выше. Их тела ниже шеи были старыми и морщинистыми. При ходьбе они горбились. «Кто ты? – требовательно вопрошали они, хотя рты у них не шевелились. – Кто ты?»

«Я дочь Дори», – ответила я.

«У Дори нет дочери», – сказали девочки.

Они вытянули руки, в которых сжимали губки для классной доски – с одной войлочной стороной, – и принялись стирать меня, начиная со стоп и поднимаясь все выше. Когда пропали мои колени, я, обездвиженная, была вынуждена наблюдать, как мое тело полностью исчезает.

Когда они добрались до головы, я резко проснулась.

44

Воздух наконец становится не таким липким, и наступает прохладная бархатная чернота.

Перейти на страницу:

Все книги серии Rebel

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза