Ослепленная правдой

А собственные руки жена доктора со вздохом поднесла к глазам, пришлось это сделать,  потому что вдруг все расплылось перед ними, однако она не испугалась, ибо знала, это всего  лишь слезы. Потом пошла дальше. Оказавшись в вестибюле, направилась к выходу во двор.  Выглянула. За воротами был свет, и, черный против света, виднелся силуэт часового. В домах  на другой стороне улицы все окна были темные. Вышла на площадку крыльца. Это нестрашно.  Солдат, если и заметит ее, будет стрелять, только когда она, спустившись по ступенькам,  пойдет дальше, не остановится после оклика и оборвет еще одну невидимую нитку, которой  часовой как бы обозначил границу поста и меру своей безопасности. Успев привыкнуть к  неумолчному шуму в палате, жена доктора поразилась тишине, которая словно бы заполнила  пространство, принадлежащее отсутствующему человечеству, что в полном составе исчезло,  оставив свет у ворот больницы и часового, призванного охранять его, ее и кучку мужчин и  женщин, которые не могут видеть. Она села на крыльце, привалясь спиной к двери, так же, как  сидела в кровати та слепая, и так же устремила взгляд перед собой. Ночь была холодная, вдоль  фасада посвистывал ветер, и казалось невероятным, что он еще есть на свете, что ночью может  быть темно, и она не сказала себе, но подумала о слепцах, для которых белый день длится  круглые сутки. На свету возник еще один силуэт, наверно, смена пришла: Без происшествий,  скажет солдат, отправляясь спать в палатку на весь остаток ночи, и невдомек ему и всем, что  происходит за этой дверью, наверно, и выстрелов слышно не было, такой пистолет тихо бьет. А  ножницы - еще тише, подумала жена доктора. Она не спросила себя, откуда вдруг приплыла  эта мысль, а только удивилась, что так долго медлило первое слово, прежде чем появиться, так  неспешно возникли следующие, и что ей показалось, будто вся фраза уже находилась здесь  раньше, здесь, то есть неизвестно где, и только слов, ее составляющих, не хватало, подобно  тому, как тело, растянувшись в постели, находит удобную вогнутость, уже давно  приготовленную ему самим намерением в эту самую постель лечь. Солдат подошел к воротам,  и, хоть стоял против света, жена доктора заметила, что он смотрит в ее сторону, внимание его  привлекла, наверно, фигура на крыльце, но в такой темноте не увидишь женщину, которая  сидит на каменном крыльце, обхватив руками колени и опустив на них голову, и тогда солдат  направил в ту сторону луч фонаря и убедился, что да, так и есть, это женщина, она поднималась  во весь рост так же медленно, как чуть раньше проникала в ее сознание мысль о ножницах, чего  солдат, разумеется, знать не мог в отличие от того, что боится этой фигуры, которая вроде бы  вовеки не распрямится, и спросил себя, не надо ли поднять тревогу, но тут же решил, не надо,  это всего лишь женщина и к тому же далеко, но на всякий случай, мало ли что, надо бы взять ее  на прицел, но для этого пришлось поставить фонарь, и тут от неловкого движения сноп  ярчайшего света ударил ему прямо в глаза и будто обжег сетчатку, ослепив на мгновение, а  показалось, что навсегда. Когда солдат вновь обрел способность видеть, женщина уже исчезла,  лишив его возможности сказать смене: Без происшествий.