Ослепленная правдой

Жена доктора, рассказывавшая на ночь сказку косоглазому мальчику, встала, подняла  руку и бесшумно сняла с гвоздя ножницы. Сказала мальчику: Потом дорасскажу, что там  дальше было. В палате никто не спросил ее, почему она так пренебрежительно отозвалась о  той, которая не спала ночами. Через сколько-то минут разулась, сказала мужу: Я скоро приду.  Еще минут через десять показались в коридоре женщины из второй палаты. Их было  пятнадцать. Кое-кто плакал. Шли они не цепочкой, а группами, связавшись полосами какой-то  материи, надо полагать, простыню разорвали. Когда они миновали дверной проем, жена  доктора двинулась за ними следом. Никто не заметил ее. Женщины знали, что их ждет,  творившееся в третьей палате ни для кого не было секретом, да и нового в этом тоже ничего не  было, надо думать, так повелось от начала времен, спокон веку. В ужас их приводило не само  насилие, а разнузданное бесстыдство, свальный грех ожидающей их ночи, когда пятнадцать  женщин распнут на койках и на полу, и мужчины, сопя и фыркая, как кабаны, будут переходить  от одной к другой. Страшней всего, если я вдруг испытаю наслаждение, вот какая мысль  мелькнула в голове одной из них. Когда вошли в коридор, ведущий в пункт назначения,  часовой еще издали оповестил своих: Идут, идут, я их слышу. Быстро убрали  перегораживавшую дверь кровать, и женщины по очереди стали входить в палату. Ой, сколько  же вас, воскликнул счетовод и принялся за радостный подсчет: Одиннадцать, двенадцать,  тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, пятнадцать, все. Устремился вслед за последней, на  ходу запуская жадные руки ей под юбку, приговаривая: Это моя, эту мне, никому не отдам.  Смотрины на этот раз устраивать не стали, обошлись без предварительной оценки физических  данных. В самом деле, если всем уготовано одно и то же, зачем сравнивать претенденток по  росту, бюсту и объему бедер, только время терять да расхолаживаться. Женщин уже поволокли  на койки, уже срывали с них как попало одежду, и вскоре не замедлили раздаться привычные  плач, мольбы, вопли, на которые отвечали, если отвечали, одинаково: Захочешь есть -  раскинешь ноги. И женщины повиновались, а кое-кому из них приказывали за щеку взять, вот  как той, которая сидит на корточках меж расставленных коленей главаря и молчит, разумеется.  Жена доктора, войдя в палату, неслышно проскользнула по проходу, хотя предосторожности  эти были излишни, никто бы не услышал, даже если бы она гремела деревянными башмаками,  и, наткнись на нее какой-нибудь слепец, почуявший рядом женщину, она в худшем случае  разделила бы судьбу остальных, не более того, потому что в этой вакханалии нелегко заметить,  что к пятнадцати присоединилась шестнадцатая.