Ослепленная правдой

Дом девушки в темных очках неподалеку, но силы только теперь начинают возвращаться  к изголодавшимся за эту неделю слепцам, вот потому-то идут они тихим шагом, а присесть  передохнуть негде больше, как на голой земле, и можно было не хлопотать из-за фасонов и  расцветок, ибо уже очень скоро все обновки перепачкались в грязи. Улица, где стоит дом,  короткая, да еще и узкая, чем и объясняется отсутствие на ней автомобилей, проехать по ней  можно было, притом в лишь одну сторону, а вот парковка запрещена. Неудивительно, что и  людей нет, на таких улочках сплошь и рядом случается, что не увидишь ни единой живой  души: Какой номер, спрашивает жена доктора. Номер семь, второй этаж налево. Одно из окон  открыто, в прежние времена это было бы верной приметой того, что кто-то есть дома, а сейчас  ни о чем еще не говорит. Сказала жена доктора: Всем идти не надо, мы вдвоем поднимемся, а  вы подождите внизу. Отчетливо видно, что входная дверь взломана, замок вырван, что  называется, с мясом, и с косяка свисает на одном волоконце длинный лоскут стесанного дерева.  Но жена доктора об этом говорить не стала. Пропустила девушку вперед, она знает дорогу, и  полутьма на лестнице ей не помеха. И все же от волнения и спешки та два раза споткнулась, но  решила, что лучше будет самой над собой посмеяться: Нет, ну ты подумай, да я по этой  лестнице с закрытыми глазами могла спуститься и подняться, готовые фразы они все такие, они  не в силах передать тонких оттенков смысла, и эта вот, например, не в состоянии уловить  разницу между закрытыми глазами и глазами незрячими. На площадке второго этажа искомая  дверь была заперта. Девушка в темных очках провела рукой по стене, нащупала звонок: Света  же нет, вспомнила жена доктора, и эти три слова, означавшие не больше того, что все и так  знали, стали для девушки дурным предзнаменованием. Она постучала в дверь, раз, другой,  третий, и в третий - яростно, со всей силы, забарабанила кулаками по филенке, крича: Мама,  мамочка, папа, папочка, но никто не вышел открыть, и ласкательные частицы не поколебали  действительность, и никто не ответил: Доченька, ну, наконец-то, мы уж думали, никогда тебя  больше не увидим, ну, заходи же, а это подруга твоя, милости просим, очень рады, у нас тут  беспорядок небольшой, уж извините, не обращайте внимания, но никто так - да и вообще никак  - и не отозвался. Никого нет, сказала девушка в темных очках, прижалась к двери, лбом  уперлась в скрещенные руки и заплакала навзрыд, а мы, надо сказать, совершенно  недостаточно осведомлены о том, сколь сложно устроена душа человеческая, вот и удивляемся,  что по родителям тоскует так, что ее буквально ломает и крутит от боли и отчаянья, девушка  эта, нестрогих, скажем прямо, правил, хотя сами совсем недавно утверждали, что нет и никогда  не было никакой связи между тем и этим. Жена доктора хотела было утешить ее, но что она  могла сказать, зная, что ныне долго оставаться у себя дома сделалось практически невозможно:  Давай у соседей спросим, предложила она. Давай, ответила девушка в темных очках, но в  голосе ее не было надежды. Принялись стучать в квартиру напротив, но и оттуда никто не  отозвался. Двери квартир на третьем этаже были нараспашку, а сами квартиры - выметены  дочиста, платяные шкафы пусты, а там, где обычно хранят провизию, не осталось от нее и  следа. То есть следы-то как раз имелись, следы того, что здесь относительно недавно прошли  бродяги, которыми, кто в большей, кто в меньшей степени, стали отныне все, ибо все теперь  шатаются из дома в дом, из одной пустоты в другую.