Как мы уже знаем, Ослик рассчитывал – ни много ни мало – развить механизм индивидуального сознания. «В масштабах планеты», – смеялся он над собою, но, так или иначе, не оставлял попыток и продолжал работу над «нейроконструктором». «Получив этот „Lego“, пользователи (электорат) хотя бы задумаются, – размышлял Генри. – В идеале им станет невыносимой собственная ложь, а информацию (упакованную – не придерёшься) люди станут воспринимать исключительно как полуфабрикат, над которым ещё надо поработать».
Насчёт работы. Работа ума по замыслу Ослика должна быть, прежде всего, приятной, включая, в том числе, и физиологические ощущения. Генри настаивал на этом. Именно через физиологию, полагал он, и можно достучаться до самых «ленивых».
Тут так: пользователь компьютера, как известно (сети́, телевидения, СМИ и т. д.), получает удовольствие в основном от самой информации. Теперь же благодаря полевому гаджету пользователь станет получать удовольствие не только от информации, но и от работы с нею. Добавим сюда архитектурную гибкость устройства, сугубо персональную конфигурацию и возможность осязаемого контакта – с кем бы то ни было и вне зависимости от расстояния между объектами.
До сих пор ничего подобного на рынке IT не наблюдалось. Не считая (весьма интересных, но всё же осторожных) попыток в США и Японии, лидером здесь был небезызвестный нам уже «Виртуальный клон». «Компания авантюристов из России – разочарованных, изголодавшихся по свободе и приближающихся в своих исследованиях к трэшу», – заметила как-то Собака Софи, чем собственно и сподвигла Ослика к идее сотрудничества с ними. Ослик по жизни был склонен к безумству, а что может быть безумнее компании разочарованных и жадных до денег русских.
Миновав на своей Audi (серебристая Audi TT Coupe) галерею Tate Modern, Ослик вдруг приостановился и, выйдя из машины, подобрался к набережной. От Темзы шли тяжёлые испарения. «Избыток влаги нам ни к чему», – решил он, и, постояв с минуту у поручней, поехал дальше.
Примерно в то же время почти напротив через реку стояла и Ингрид Ренар. Воспользовавшись случаем (работы немного, день подходит к концу), она спустилась покурить, а заодно покормить местную крачку. С некоторых пор Ингрид прикармливала её (то сухарик даст, то булочку от гамбургера). Крачка плавала метрах в пяти от берега и, завидев Ренар, обрадовалась. «Хотя бы кто-то (обрадовался)», – обрадовалась в свою очередь Ренар.
«Хотя бы кто-то, – подумал и Ослик при мысли об Ингрид. – Хотя бы кто-то, о ком так приятно думать, кто не знает меня, не ждёт подлости и вообще ничего не ждёт».
При мысли об Ингрид Ослик испытывал невесомость, внутри всё замирало, к тому же он словно выходил в открытый космос. Временами трос, соединяющий его с кораблём, внезапно рвался, и тогда Генри парил сам по себе, прекрасно понимая, что уже никогда не вернётся назад, но и не испытывая при этом страха.
Приехав в Хитроу, он купил для Audi TT парковку («сначала до января, дальше посмотрим») и, устроившись в зале VIP, немного почитал. На этот раз это был известный роман Мартина Сутера Der Koch (Martin Suter, 2010). История одного тамильца по имени Мараван, бежавшего из Шри-Ланки в Швейцарию («от несправедливости и бесконечных войн»), наводила на размышления. Печальные размышления. Бегство – вот удел умных, талантливых и свободных. Хотел бы Мараван вернуться? Конечно, хотел бы. Но «это не та Шри-Ланка, в которую я хотел бы вернуться, – признаётся он, – а той ещё долго не будет». Ключевое слово здесь – «долго», и Ослик как раз работал над этим.
«Что толку ждать? – вопрошал он. – И русские, и тамильцы будут томиться в своих тюрьмах до скончания века. Власти же сделают всё, чтобы продлить их заключение как можно дольше. С другой стороны, и власть можно понять: дай людям свободу, те тут же разделаются и с властью, и с её электоратом – мало не покажется».
Освобождение же, по мнению Ослика, должно быть мирным («мирный и массовый протест», по словам Виктора Шендеровича), в соответствии с законной процедурой и, конечно, не слишком долгим. Единственным способом добиться этого Генри считал просветительство, а как механизм – работу ума. Иными словами, лондонской крачке надо бы самой добывать себе еду, а чтобы научиться этому, крачка, несомненно, должна испытывать удовольствие от работы. Отсюда, собственно, и новые идеи Ослика относительно «Lego», «архитектуры мысли» и «осязаемого поля».
В самолёте Генри немного поспал.
Ему приснилась Ингрид, крачка и эмигрант из Шри-Ланки. Они летели в межзвёздном пространстве – свободные и счастливые. Время от времени им попадался космический мусор и опасные астероиды, но друзья лишь улыбались. Знание – радость. Мало того что они ловко уворачивались от мусора, путешественники ещё и умело перерабатывали его в экологически чистую энергию. Что интересно – крачка то и дело оглядывалась назад, чего не скажешь об Ингрид и Мараване. «Крачкины рефлексы, видно, более стойкие, – подумал Ослик, проснувшись, – а человеческое сознание, в свою очередь, недостаточно осторожно и даже легкомысленно».