Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли

Османы стали меньше походить на монголов. В 1478 г. впервые монгольские ханы – в данном случае татарские ханы Крыма, потомки Чингисхана, – признали сюзеренитет Османской империи, а не наоборот[247]. Османы установили господство над большей частью Анатолии, применив артиллерию для уничтожения караманидов, одного из последних турецких правителей области с центром в Конье на юге и государства Аккоюнлу («Белые овцы»), последней из армий туркмен-кочевников на востоке, не получившей обещанного венецианского огнестрельного оружия[248].

Но, как и монголы, османы основывали свою власть на личной преданности привеженцев, заимствуя их концепции светского права и формы военной организации, используя порох и кавалерию. Чингисхан издавал правила и предписания, а также устанавливал наказания за преступления; каждый указ записывался, с ним консультировались и руководствовались будущие правители.[249] Светское право возникло в результате решений, принятых ханом. Задуманный как нечто большее, чем просто указы отдельных правителей, династический закон правящей семьи был обязательным до тех пор, пока эта семья оставалась у власти[250]. Османские султаны также издавали указы, которые становились законом страны. Первый османский свод законов приписывается Мехмеду II.

Как и монгольские правители до него, Мехмед II, среди прочего называвший себя «ханом», как монгольский вождь, допускал религиозные привилегии среди покоренного населения. Чингисхан выступал против фанатизма и предпочтения одной «высшей» веры другой, потому что сам не был приверженцем никакой религии. Он «чтил и уважал ученых и благочестивых из каждой секты». Его дети и внуки выбрали разные вероисповедания, а члены его свиты следовали религиям своих предков или вообще не придерживались никакой. Независимо от того, какую религию они исповедовали, они придерживались светского закона Чингисхана, который не делал различий между конфессиями[251]. При монгольском дворе жены хана исповедовали отличные от него религии, включая христианство. Точно так же было позволено оставаться христианками принцессам, жившим в сельджукском гареме в качестве жен, наложниц или матерей султанов. Они совершали христианские обряды в часовнях гарема под руководством священников и крестили своих детей, включая будущих султанов, которых обрезали в соответствии с исламским обычаем[252]. Многие сельджукские правители говорили по-гречески с женами, матерями и дочерями. Это отражало тот факт, что до половой зрелости они воспитывались матерями в гареме, где преобладали гречанки и ортодоксальное христианство. Многие сельджукские султаны были наполовину греками, наполовину турками.

Но в отличие от монголов и сельджуков, значительная часть христианок османского гарема была обращена в ислам и обучена говорить по-турецки. Османы терпимо относились к различиям, но не были к ним равнодушны. Они ранжировали религии в соответствии с иерархией: высшие (суннитский ислам), терпимые (христианство и иудаизм) и якобы запрещенные (шиитский ислам, язычество и атеизм). Менее веротерпимые, чем монголы, отбросившие свой кочевой дух османы становились все более европеизированными. Они консолидировали новый правящий класс, состоявший в основном из обращенных христиан. Их территория была такой же, как у Византийской империи, когда она контролировала большую часть Юго-Восточной Европы и Анатолии.

Они превратили православного патриарха и церковь в орудие османской власти, заложив основу для распространения православного христианства в ущерб католической церкви в Средиземноморье и Юго-Восточной Европе[253].

Завоевание Константинополя превратило османское государство в истинно европейскую империю, открыв большую часть Юго-Восточной Европы для дальнейших завоеваний. С захватом Константинополя османы положили конец византийскому владычеству, объявили себя наследниками древнего Рима и отстроили город заново. Программа Мехмеда II по преобразованию Константинополя, включавшая реконструкцию византийских церквей, монастырей и дворцов, а также строительство дворца Топкапы в качестве нового административного центра, привела к созданию нового исламизированного городского пейзажа. По мере того как османы восстанавливали «мертвый центр мертвой империи», возрождение которого подпитывалось заселением города христианами, евреями и мусульманами из постоянно расширявшейся империи, исламский мир приобрел имперский центр, который соответствовал христианскому миру и даже превосходил его по своему богатству, размерам и великолепию.