Акио показалось, что, если он сейчас остановится, непонятная сила все равно поволочет его дальше. В считаные секунды они были уже на самом верху, после чего Кисё, не желая, видимо, тратить впустую ни мгновения, к ужасу Акио, просто спрыгнул вниз, увлекая его за собой. Когда их подошвы коснулись земли, асфальт, как будто избегая этой встречи, ушел вниз, и Акио подумал, что сейчас земля расколется надвое и они провалятся в бездонную яму, но вместо этого дорога вновь рывком поднялась и швырнула их вперед. Му в сумке у Кисё жалобно замяукала, но тот и не думал на нее отвлекаться. Глаза Акио на мгновение встретились с испуганными глазами какой-то женщины, сидевшей на земле и прижавшейся спиной к сотрясающейся стене дома. «Кобаяси-сан», – вспомнил он, когда они уже были далеко от нее и бежали по широкой улице, выходящей на набережную.
Тории храма Хатимана были целы. Подходя к ним, Акио испытал непривычный суеверный страх. Подземные толчки закончились, и наступила странная напряженная тишина, нарушаемая только криками чаек, но и они, казалось, кричали теперь где-то очень далеко, так что приходилось прислушиваться.
– Ты думаешь… – Начал было Акио.
– Пойдемте, Игараси-сан, – только и сказал Кисё, первым проходя под перекладиной ворот.
Он отпустил плечо Акио – рука у того онемела и казалась чужой, как будто он проспал целую ночь в неудобном положении. За ториями на всегда аккуратно подметенной песчаной дорожке было разве что больше, чем обычно, длинной сосновой хвои, но в остальном все выглядело как, будто никакого землетрясения не было. Проходя мимо тэмидзуя, Кисё не глядя зачерпнул из каменной чаши пригоршню воды, ополоснул руки и провел пальцами по губам.
В тот день у Акио было отличное настроение, как и всегда во время Тако-мацури: чудесный августовский денек, на небе ни облачка, весь остров украшен красными и белыми лентами, повсюду бегают дети в белых футболках с изображениями морских волн и иероглифом «祭»[270], ждут не дождутся, когда можно будет вынести осьминога из здания музея: деревянную фигуру накануне протерли от пыли и повязали ей на голову платок-хатимаки. Акио, заметив, что на голове и щупальцах осьминога кое-где немного облупилась краска, сам притащил из порта банку красной эпоксидки и подправил сколы, чтобы все было как полагается. В день праздника он и сам принарядился во все новое, и Сато еще подколол его, что он как на свидание собрался, только девчонки-то у тебя нет, Акио-кун, даже такой обыкновенной, как моя Михо-тян, хотя как по мне, так она лучшая девушка во всей Японии, я так тебе скажу, обыкновенные девчонки больше ценят мужское внимание, чем столичные зазнайки. Акио встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Отсюда был хорошо виден храм Хатимана, но, похоже, там никого не было.
– Камата, ты уверен?..
Кисё, не оборачиваясь, поднял руку, призывая его замолчать. Акио вздохнул, но подчинился, – похоже, с этим типом лучше было не спорить, пока ему в голову не взбрело еще что-нибудь безумное.
Дойдя до конца дорожки к храму, Кисё отступил в сторону и наклонился, чтобы поставить сумку с Му возле ствола одной из старых сосен. Выпрямившись, он оперся о дерево локтем и провел ладонью по растрепанным рыжим волосам.
– Идите дальше, Игараси-сан, я сейчас вас догоню. Я немного устал.
– Вот как… – Акио пожал плечами.
Пройти-то оставалось всего ничего, только обойти дурацкие кусты перед храмом. Он остановился перед ними в нерешительности, как будто что-то не давало ему идти дальше, и взглянул на стоявшую сбоку от храма статую Хатимана-рыбака: ветер сорвал с него фартук из ткани, и по прямоугольному основанию статуи змеилась широкая, в большой палец толщиной, зловещая черная трещина. Лицо монаха, потемневшее от долгих дождей и наполовину скрытое в тени его треугольной шляпы, казалось строгим и печальным.
– Хорошо тебе… – Пробормотал Акио и отвернулся.
Сосны у него над головой равнодушно шумели ветвями.
Томоко он увидел сразу, как только вышел на открытое пространство перед главным святилищем. На долю секунды Акио остолбенел, не находя в себе воли пошевелиться. Девушка лежала навзничь на деревянных ступенях, правая рука ее безвольно свисала вниз, а левая была как-то неестественно подвернута – видимо, она пыталась приподняться, но в какой-то момент силы окончательно покинули ее. Из разбитого о край ступеньки затылка натекла большая лужа крови: Акио с ужасом заметил, что по краю этой темной лужи уже копошатся муравьи и деловито ползает большая оса.
– Пошла вон! – Махнул он рукой, отгоняя осу.
Та недовольно зажужжала, но все-таки отползла в сторону и улетела прочь.
Акио опустился перед Томоко на колени и осторожно приподнял ее со ступеней. Девушка застонала и открыла глаза.
– Томоко! – Выдохнул Акио. – Подожди немного, я сейчас… я позову на помощь.
– Акио, – она попыталась улыбнуться, – ты пришел…
– Ну конечно. – Акио растерянно огляделся – ну где этот Камата?! – Конечно, я пришел. Погоди, ты не говори ничего, сейчас все будет в порядке, с тобой все будет хорошо, слышишь меня, Томоко?!
– Акио…