Осьминог

Курода погладил Сюн по волосам: они у нее были мягкие и тонкие – и вправду как у китаянки, а не тяжелые и плотные, как у японских девушек.

– Ну-у, красавчик, не уходи… – Пробормотала она сквозь сон. – Останься…

Она попыталась ответить на его ласку, но ее пальцы, неловкие и слабые со сна, бессильно скользнули по его запястью.

– Все в порядке, Фэн-сан, – прошептал Курода, – я здесь.

Она не ответила.

Он неслышно выскользнул из-под одеяла, снял со спинки единственного в комнате стула свой костюм, оделся и вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажник. В бумажнике нашлось сорок тысяч наличными[262]: Курода положил их на прикроватную тумбочку и, в последний раз посмотрев на спящую Сюн, вышел из комнаты. Только спустившись на лифте и оказавшись в коридоре с девочкой и гигантской кошкой, он сообразил, что оставил наверху часы, поколебался несколько мгновений, но решил за ними не возвращаться.

Александр подумал, что пройти вдоль южного побережья острова по относительно ровной местности будет разумнее, чем сразу бежать вглубь по узкими улочкам, зажатым между одно- и двухэтажными домами, хоть так и выходил небольшой крюк. Он был уже на полпути к дому Изуми, когда земля задрожала в очередном приступе лихорадки: он с трудом удержался на ногах, подумав, что со стороны, должно быть, выглядит как пьяный. От этой мысли ему стало немного веселее. Из краткого курса по безопасности, прочитанного перед отъездом, он помнил не много, а сейчас и того меньше, разве что то, что начинается все обычно с более слабых толчков и заканчивается более сильными, длящимися три-четыре минуты, после чего следуют повторные толчки или афтершок, и что вероятность всего этого не слишком высока, особенно если едешь работать на какие-то пару лет. За пару лет вряд ли может случиться что-то из ряда вон выходящее. Из открытого окна одного из домов раздался детский плач:

– Ковай, ковай, папа, ковай![263]

Он огляделся, пытаясь понять, где находится ребенок, но в царящей вокруг какофонии источник звука было определить невозможно. Следующий толчок сбил Александра с ног: упав, он ударился правым коленом и сжал зубы, чтобы не закричать от боли.

– Ковай, ковай! – Продолжал надрывно плакать ребенок. – Па-апа, ковай!

Александр положил ладони на теплый влажный от дождя асфальт, напряженно приподнимавшийся, будто какое-то огромное животное пыталось выбраться из немыслимой геологической глубины на поверхность. По краям дороги появились длинные трещины, отделившие ее от окружающей земли, и вся дорога задвигалась, как лента траволатора в аэропорту Нарита.

– Успокойся, – вслух попросил Александр. – Ну пожалуйста, успокойся!

Земля на долю мгновения замерла, как будто вняв его просьбам, после чего начала дрожать еще сильнее. Он некоторое время постоял на четвереньках, борясь с желанием лечь плашмя и прижаться к асфальту всем телом, только бы эта сила перестала мотать и швырять его, как беспомощную марионетку (ему представилось, как два борца сумо, схватив за руки худого человека в деловом костюме и галстуке, тянут его в разные стороны и перебрасывают друг другу, как мяч для игры в кэмари;[264] эта картина сопровождалась отрывком из какого-то банковского договора: «…является следствием действия обстоятельств непреодолимой силы, возникших в результате событий чрезвычайного характера…»).

– Ну уж нет! – Дождавшись краткого перерыва между толчками, он вскочил на ноги и побежал по дороге, стараясь не наступать на появляющиеся на глазах трещины в асфальте. Вой тревожной сирены, верещание автомобильных сигнализаций, испуганные возгласы людей, грохот падающих предметов и треск электричества в рвущихся проводах заглушали шум ветра и дождя. Через некоторое время он перестал различать плач ребенка: то ли тот был уже слишком далеко, то ли родители добрались до него и смогли успокоить. Краем глаза он заметил, как тяжелая крышка люка у края дороги сначала приподнялась, как створка раковины мидии, потом с дребезжанием съехала в сторону, и из открывшегося отверстия хлынула мутная вода.

– Пожалуйста, успокойся… – Умоляюще пробормотал Александр и почувствовал во рту соленый привкус пота. – Пожалуйста…