Лучше всего эхолокация работает, когда звук отражается от твердых поверхностей. Чем мягче цель, тем труднее определить ее расположение. Желеобразная медуза, как крайний пример, могла бы быть практически невидимой (или, правильнее сказать, неслышимой). И не забывайте, что к кайнозойской эре многие колеоиды избавились от твердых раковин. На страницах книги мы уже встречались с осьминогом палеоктопом (
«Полая раковина даст отчетливое эхо, и ее носители станут легкой добычей», — указывает Нил Монкс[188]
. В начале кайнозоя появились самые разные головоногие с полыми раковинами, но их разнообразие изрядно сократилось с распространением китообразных. На сегодняшний день существует примерно 90 видов китообразных, от косаток до афалин, и ни одного наутилоида, похожего на аммоноида, ни одного колеоида, похожего на белемнита. У единственной выжившей спирулиды развился ряд особых черт, и, как и у выживших наутилоидов, ее географическое распространение весьма ограничено. Возможно, именно киты сместили соотношение среди различных групп головоногих в сторону мягкотелых кальмаров и осьминогов[189].Однако, распрощавшись с раковиной, кальмары сохранили такое важное свойство, как плавучесть. Они развили новую технику, помогающую оставаться на плаву, будучи «невидимыми» для эхолокаторов, а она, в свою очередь, привела к тому, что кальмары практически перестали сохраняться в окаменелостях.
Незримая эволюция
Кайнозойская эра оставила палеонтологам множество окаменелостей каракатиц и спирулид. Даже нескольких осьминогов. Но ни единой окаменелости кальмаров. Нашлась разве что горстка статолитов — камешков из внутреннего уха, при помощи которых кальмары удерживают равновесие в воде. Где-то попался клюв, где-то крюк. «Но никаких остатков раковин, никаких мягких тканей, — говорит Дирк Фукс, специалист по колеоидам. — По сравнению с каракатицами и спирулидами — практически ничего»[190]
.Тем не менее мы можем с уверенностью утверждать, что в кайнозойскую эру кальмары существовали. В таком случае где же их окаменелые остатки? Всегда есть вероятность, что нам просто до сих пор не везло на окаменелости кальмаров. Может быть, они где-то дожидаются своего часа, чтобы быть обнаруженными? Однако совсем недавно в результате анализа химического состава горных пород и экспериментов по разложению органических тел на этот вопрос был получен гораздо более убедительный с точки зрения науки ответ. Как оказалось, в теле кальмаров образуется аммиак, а он мешает формированию окаменелостей.
Джейкоб Винтер отзывался об экспериментах по разложению как об «одном из самых мерзких дел, каким мне приходилось заниматься»[191]
. Название звучит вполне невинно, но в реальности эти эксперименты представляют собой тщательное наблюдение за процессом, происходящим с мертвым телом, и документирование всех его этапов. Винтер впервые взялся за них, когда готовил диссертацию и работал с ископаемыми чернилами (именно эта работа привела к открытию меланина в перьях динозавров). Его заинтересовала необыкновенная сохранность окаменелых чернильных мешков, и он надеялся, что с помощью экспериментов по разложению он сможет разобраться в том, каким образом обеспечивается такая сохранность. «У меня ничего не вышло, — говорит он. — В том числе потому, что, когда тело кальмара разлагалось, чернила просто растекались во все стороны».Винтера поразил тот факт, что отвратительное разложение кальмаров явно вступало в противоречие с великолепной сохранностью огромного числа ископаемых осьминогов. Важнейшими компонентами прекрасно сохранившихся окаменелостей осьминогов являются фосфаты — химические соединения, которые встречаются в морской воде и в живых тканях как составляющие ДНК и молекул — переносчиков энергии. В подходящих условиях мягкие ткани мертвого животного могут быстро замещаться минералами — фосфатами кальция. Благодаря фосфатизации иногда сохраняются мельчайшие структуры вплоть до отдельных клеток. Вероятно, существовала какая-то причина, по которой ткани осьминогов могли фосфатизироваться, а кальмаров — нет.