Основание. Пятый пояс

Первое — рука, вспыхнувшая болью, была на месте и до локтя, и после локтя. Второе — посторонний цвет — это чужая мне стихия, пытающаяся проникнуть в моё тело. Третье — ни о каких жалах, пробившихся до костей, не было и речи — чужая стихия погрузилась в мою плоть едва ли на половину пальца, а по большей части в теле до костей гораздо больше плоти. Четвёртое — змеи, которых я подготовил к этому мигу, вполне справлялись со своей задачей — сжирали осмелившуюся проникнуть в меня стихию, не обращая внимания на её суть, с одинаковой скоростью сжирая и зелёные, и алые, и синие нити и искры.

Вот только змеев я подготовил маловато. Скрипя зубами, которых, вообще-то, у меня, по сути, не было в облике духовного зрения и цедя ругательства, я заставил туманом хлынуть в себя стихию из второго средоточия, прогнал по всему телу, концентрируя ближе к границам, создавая из неё подобие Духовной Защиты, только не давая ей выйти за пределы тела.

Как нельзя втягивать в себя силу извне, так нельзя и выпускать её вовне — чревато травмами, которых я не только насмотрелся у идущих семьи, но и успел вылечить не одну и не две, начиная от Седого и заканчивая собой.

Одно дело попробовать использовать зрение лекаря на Зеленоруком в спокойной обстановке и совсем другое — получить травму сейчас, когда от боли и так крошатся зубы. Ещё хоть одна дополнительная вспышка боли и я потеряю сознание. Что будет после, сумеют ли отбиться мои змеи без моего управления и присмотра — никто, и даже я сам не знаю.

И, как назло, едва на пути чужих стихий встала пелена синего тумана, как эта самая боль вспыхнула с новой силой. Если пыль чужой стихии мой туман удержал легко, не давая пройти глубже, то нити чужой стихии легко пронзили его, став только толще и длинней, вкручиваясь в моё тело, вгрызаясь в него, заставляя меня даже здесь, внутри себя, в облике духовного зрения, стискивать зубы.

Я сумею, я удержусь, я выстою.

Темнота тела стала выцветать, сереть, наливаться белизной. Одной частью себя я боролся с накатывающим беспамятством, другой частью менял защиту: оттаскивал туман воды глубже в тело, змеев же напротив, направлял ближе к коже, натравив только на нити. Беда была в том, что нитей были сотни, если не тысячи, змеев же в разы меньше.

Хуже того, пожирая нити, они набирали толщину, и самые большие из них уже просто не влезали между туманом и кожей, изгибаясь, то ныряли глубже под туман, то всплывали выше, хватая пастью нити стихии. Ещё немного и хоть один, пусть случайно, но словно всплывёт над поверхностью моей кожи, обеспечив мне травму и новую вспышку боли.

Я снова помянул дарса и усложнил защиту, заставил в одном месте туман своей стихии сплестись нитями, превратиться во что-то, больше напоминающее мох. Нити чужих стихией коснулись его и не сумели ни поглотить, ни пробить.

Оскалившись, я торопливо принялся изменять весь свой туман, уже сознательно оттягивая змеев ниже его слоя, где они точно не смогут даже случайно вынырнуть из меня.

Через десять вдохов слоёный пирог защиты из змеев, тумана и десятков тысяч нитей мха был готов и исправно поглощал проникающую в моё тело чужую стихию. Боль застыла в одной поре, словно я замер на границе своих возможностей у Столба Боли и теперь пытаюсь удержаться поставленное себе количество вдохов.

Туман становился всё толще, защитные нити мха всё гуще и всё длинней, пришлось следить и за их длиной, чтобы они тоже случайно не отожрались до границ тела и дальше, лишний же туман защиты я отщипывал, сминал вместе с обрезками «мха» в комки, которые тут же поглощали мои змеи, которым я этого, кстати, не приказывал.

Всё было неплохо, только я ни на миг не забывал, что я пришёл в это место не один, что это не тренировка и что никто в отряде не может похвастаться моим уровнем понимания стихии.

Мне нужно было, чтобы моя защита действовала сама и могла защитить меня, даже если я вдруг потеряю сознание при попытке взглянуть на мир вне тела.

Через ещё сорок вдохов я придумал закрутить кое-где туман защиты водоворотом, куда начало втягивать всё, что пыталось залезть в моё тело. Это далось мне добавочной болью, но это того стоило. К короткому хоботу этих водоворотов, уходящих в глубь тела ещё где-то на палец, я пригнал змеев, которые распахнули там пасти. Выглядело это так, словно они втягивали в себя чужую стихию, причём настолько жадно, что сами и раскрутили водовороты тумана.

Я выстроил у этих водоворотов целую очередь из мелких змеев, сосредоточившись, донёс до них свой приказ: поглощать стихию, достигнув определённого размера, отправляться вливать излишек в нераскрытые узлы, а затем повторять всё по кругу.

Ещё десяток вдохов заняла проверка всего этого. Вроде всё было так, как и должно. Водовороты исправно втягивали в себя как чужую стихию, так и излишки моего тумана. К боли от них я уже притерпелся и уже не так скрипел зубами, но всё равно, наружу я потянулся, задержав дыхание, и не ошибся.