Статья 16 устанавливает условия, которым должен отвечать действительный конституционный строй. Заметим мимоходом, что революция редко, если вообще когда-либо, удовлетворяла этим условиям. Последняя статья, статья 17, объявляла "собственность" "неприкосновенным и священным правом", предусматривая, что "общественная необходимость, законно установленная", может оправдать изъятие собственности, но при этом "собственник должен быть справедливо огражден". Как будет показано далее, это право было наиболее вопиющим образом нарушено при экспроприации католической церкви в самом начале революции. Фактически, большинство других положений Декларации прав человека и гражданина также были в то или иное время нарушены, хотя руссоистская интерпретация различных положений может сделать некоторые из этих нарушений допустимыми.
Эти интерпретации отдельных статей должны быть квалифицированы по нескольким параметрам. Во-первых, конкурирующие интерпретации их смысла часто носят ретроспективный характер, поскольку описывают идеологические разногласия, которые лишь позднее проявились на практике. Таким образом, они структурированы ретроспективой; мы просто не знаем, в какой степени формулировки статей действительно отражали намеренный компромисс между противоположными идеологическими точками зрения в момент их написания. Эти интерпретации также предполагают наличие четко выраженных идеологических разногласий в Национальном учредительном собрании, в то время как на самом деле большинство его членов были гораздо более непостоянны как в своих политических убеждениях, так и во фракционной принадлежности. Хотя почти все исторические описания революции в значительной степени опираются на фракционную идентичность при построении своего повествования, зачастую это были просто полярные идеологические точки зрения, а не четко очерченные разделения.
Ясно, однако, что формальное изложение идеологии Французской революции предполагало освобождение и просвещение индивида как гражданина французской нации, а идеализации "природы" и "естественного" служили основой для формирования представлений о правильном ведении политики и организации общества. Эти представления предполагали подлинность спонтанной народной мобилизации как выражения всеобщей воли, эмоциональное восприятие политических актов как интуитивного признания добродетели, а также принятие народом символов и социальных практик как свидетельства добродетельной природы людей, участвующих в человеческих делах. Последователи Руссо, например, ожидали, что политическая речь должна вызывать у слушателей спонтанную эмоциональную реакцию, которая, благодаря естественной и неоспоримой "подлинности" их коллективной реакции, делала "граждан... прозрачными друг для друга". Спонтанность и прозрачность такого эмоционального возбуждения являлись интуитивным свидетельством аутентичного изложения "Общей воли".
Экспансивность формулировок статей подразумевала, что Декларация прав человека устанавливает принципы, применимые ко всему человечеству, а не только к французам (например, слова "Франция" и "французский" нигде не встречаются в тексте). В первые годы революции универсальность, заложенная в декларации, воспринималась всерьез, поскольку многие депутаты считали, что революция вдохновит весь остальной мир на освобождение человечества. Так, 22 мая 1790 г. Национальное учредительное собрание заявило, что "французская нация отказывается от ведения войны с целью завоеваний и никогда не будет использовать свои силы против свободы какого-либо народа".118 Вскоре после этого, 19 июня 1790 г., Жан-Батист Клуц, богатый прусский барон, называвший себя "оратором человеческой расы", убедил Национальное учредительное собрание принять группу изгнанников из соседних стран, включая Женеву, Голландию и Бельгию. Эта делегация обратилась к собранию с просьбой оказать ей честь "представлять Вселенную" на предстоящем празднике Федерации.
Чуть более чем через месяц после этого приема Законодательное собрание предложило, чтобы в результате предстоящих выборов в Национальный конвент был сформирован "конгресс всего мира" в соответствии с Декларацией прав человека и гражданина, а наиболее выдающимся "апостолам свободы" было предоставлено почетное гражданство и рекомендовано участвовать в национальных законодательных дебатах. Более двух десятков человек, в основном из США и Великобритании, получили гражданство, в том числе Том Пейн, Джозеф Пристли, Джереми Бентам, Александр Гамильтон, Джордж Вашингтон и Джеймс Мэдисон.
В соответствии с этим мессианским взглядом на влияние революции на мир некоторые депутаты, в том числе и Клоотс, считали, что соседние страны, сбросив феодальные цепи, должны присоединиться к Франции и стать огромной республиканской федерацией свободных людей.