5 февраля 1794 г. Робеспьер произнес, возможно, самую важную свою речь. В обращении к Национальному конвенту под названием "О принципах общественной морали" он утверждал, что террор и добродетель неразрывно связаны:
Если главная движущая сила народного правительства в мирное время - добродетель, то главная движущая сила народного правительства в революцию - добродетель и террор: добродетель, без которой террор губителен; террор, без которого добродетель бессильна. Террор есть не что иное, как быстрое, суровое, неумолимое правосудие; он есть, следовательно, эманация добродетели; он есть не столько особый принцип, сколько следствие общего принципа демократии, примененного к самым насущным нуждам родины.
Ранее, 28 августа 1792 г., Робеспьер заявлял: "Народное правосудие должно носить достойный его характер; оно должно быть внушительным, стремительным и грозным", но при этом он проводил резкую грань между народом, который по природе своей добродетелен, но нуждается в правильном воспитании, и его врагами, которые находятся за гранью дозволенного:
[Первая максима вашей политики должна заключаться в том, чтобы направлять народ с помощью разума, а врагов народа - с помощью террора... Разбейте врагов свободы террором, и вы будете оправданы как основатели республики. Правительство революции - это деспотизм свободы против тирании.
Главной проблемой революции было постоянное присутствие тех, кто не обладал добродетелью. В некоторых случаях это был явный отказ подчиниться общей воле, но в большинстве случаев это были либо роялисты, либо непокорные служители церкви. К этому времени они были либо загнаны в подполье, либо покинули Францию. Другие, не обладавшие добродетелью, поддерживали революцию, но были лично коррумпированы. Революционный режим предоставлял множество возможностей для мошенничества, поскольку военные контракты, конфискация и распределение дворянской и церковной собственности, продажа облигаций и других финансовых инструментов редко подвергались аудиту или иному контролю. Таким образом, личное обогащение часто шло рука об руку с революционной лояльностью. Не обошлось и без эксцессов в обеспечении революционной дисциплины, особенно в отдаленных от столицы ведомствах.
17 сентября 1793 г. Национальный конвент принял закон, получивший название "Закон о подозреваемых". В соответствии с этим законом в каждой коммуне создавались "комитеты наблюдения", целью которых был арест тех, кто не являлся патриотом; комитеты должны были следить и расследовать как частные, так и общественные убеждения простых граждан. Шама называет этот закон "хартией террора", поскольку он наделял Комитет общественной безопасности и назначенных им агентов чрезвычайно широкими полномочиями по арестам и преследованию. Согласно этому закону, аресту подлежали лица, которые "своим поведением, связями, словами или сочинениями показывали себя сторонниками тирании, федерализма или врагами свободы". Хотя дворянские титулы и статус уже были упразднены, к бывшим дворянам по-прежнему предъявлялись еще более высокие поведенческие требования, чем к обычным гражданам, поскольку они подлежали преследованию, если "не проявляли постоянной привязанности к революции".
За шесть дней до вступления в силу закона о подозреваемых Парижская коммуна приняла новый нормативный акт о выдаче "гражданских удостоверений" (certificats de civisme), по сути, удостоверений личности, подтверждающих, что предъявитель является добропорядочным гражданином и поэтому может передвигаться по стране и участвовать в политической жизни. На практике эти удостоверения действовали как "пропуска", и их владелец должен был постоянно носить их с собой. Предвидя принятие закона о подозреваемых, Парижская коммуна пересмотрела критерии их выдачи, отказав в выдаче удостоверений лицам, подпадавшим под одну или несколько следующих категорий:
1 Те, кто в собраниях народа задерживает его энергию лукавыми речами, бурными криками и угрозами.
2 Те, кто более благоразумен, кто таинственно говорит о несчастьях республики, полны жалости к судьбе народа и всегда готовы с умиленной скорбью распространять дурные вести.
3 Те, кто изменил свое поведение и язык в соответствии с событиями ...
4 Те, кто жалеет крестьян и жадных купцов, против которых закон обязан принимать меры.
5 Те, у кого на устах слова "Свобода, Республика, Отечество", но кто общается с бывшими дворянами, контрреволюционными священниками, аристократами [и] умеренными, проявляя заботу об их судьбе.
6 Те, кто не принимал активного участия в революционных делах...
7 Те, кто принял республиканскую конституцию с безразличием и придал значение ложным опасениям относительно ее создания и срока действия.
8 Те, которые, ничего не сделав против свободы, ничего не сделали и для нее.
9 Те, кто не посещает собрания своих секций и приводит в качестве оправдания
что они не умеют говорить или что им мешает их профессия.