Одной из важнейших причин, по которой монархия, в целом сочувствовавшая многим программам Просвещения, в конечном счете сопротивлялась присоединению к реформам, была враждебность многих реформаторов Просвещения к религии, как к вере (где она осуждалась как суеверие), так и к институту (где католическая церковь характеризовалась как хищнический инку-бус для французской нации). Церковь, разумеется, была единственным институтом, который мог узаконить божественное право короля на управление страной, и поэтому уничтожение церкви означало уничтожение важнейшей опоры монархии. Возможно, реформаторам удалось бы убедительно договориться с королем о том, что в обмен на его согласие с их программой они гарантировали бы ему конституционно ограниченную роль. Однако сам Людовик XVI был благочестивым католиком, для которого забота о духовных нуждах верующих была священным долгом, и нападки на Церковь делали такое соглашение невозможным.
Последним потенциальным источником политической легитимности был французский народ, врожденную невинность и природную чистоту которого прославлял Жан-Жак Руссо. Хотя к моменту начала Французской революции Руссо уже более десяти лет как не было в живых, его труды по-прежнему оставались доминирующей интеллектуальной силой в стране. Его романы-бестселлеры "Новая Элоиза" и "Эмиль" представляли читателям видение "невинности и добродетели, сохраняющихся и несокрушимых перед лицом ловушек и беззаконий сложившегося общества".
В противовес центральному месту разума и науки в мысли эпохи Просвещения Руссо предложил своим читателям видение, основанное на изначальной, врожденной добродетели человека. Изображая современное общество развращенным и порочным, Руссо считал, что единственный способ вернуть невинность - это наделить народ общей волей, поскольку, будучи правильно вызванной, общая воля неизменно обеспечивает всеобщее благо общества. В соответствии с заключенным таким образом общественным договором: "Каждый из нас отдает свое имущество, свою личность, свою жизнь и всю свою силу под верховное руководство общей воли, и мы, как тело, принимаем каждого члена как часть, неотделимую от целого".
Хотя те, кто отдавал предпочтение принципам Просвещения, зачастую мало доверяли Руссо, его концепция всеобщей воли, как представляется, превращала народ в единое целое и тем самым давала "теоретическую замену суверенной воле абсолютного монарха". Для монархистов одной из привлекательных черт концепции всеобщей воли Руссо было то, что, по крайней мере метафорически, она вполне соответствовала представлениям эпохи Древнего царства, согласно которым воля короля воплощала интересы нации без посредничества других институтов.
Это слияние общей воли и теории королевской власти можно увидеть в одной из жалоб (cahiers), составленных в рамках процесса формирования Генеральных штатов. Так, в Оль-де-Франс выборщики заявили, что "общая воля нации состоит в том, чтобы дичь [законы, запрещавшие крестьянам защищать свое имущество от кроликов и птиц] была уничтожена, поскольку она отнимает треть средств к существованию граждан, и таково намерение нашего доброго короля, который следит за общим благом своего народа и любит его".
Руссо считал, что люди, отбросив свои частные интересы и желания, с готовностью признают главенство общей воли, в которой каждый из них принимает индивидуальное участие. Их коллективное участие в раскрытии этой общей воли подчинит формальную структуру правительства с его агентствами, управлениями и бюро непосредственному правлению народа. Как сказано в его "Общественном договоре", такая политика позволит узаконить политическую власть и в то же время сохранить естественную свободу. По логистическим соображениям, вытекающим из необходимости постоянной взаимной консультации между людьми, такая политика может быть практичной только в небольшом городе-государстве.
Мысли Руссо влияли на политику революции несколькими способами. Во-первых, круг его читателей был настолько обширен, а эмоциональное воздействие его романов настолько сильно, что грамотная французская публика была основательно погружена в его представления о политике и обществе. Хотя предлагаемые им рамки не всегда были убедительны для тех, кто читал его произведения, они, по крайней мере, служили теоретической опорой для тех, кто выступал против его принципов. Второй способ влияния существовал для тех, кто горячо принимал эти принципы и участвовал в практической политической деятельности. В их случае работы Руссо были одновременно и руководством к действию, и арсеналом максим, которыми они могли вооружить свою риторику в спорах. Для них актуальность идеи Руссо была выражена в первых же словах "Общественного договора": "Человек рождается свободным, а повсюду он в цепях".
Некоторые фрагменты "Общественного договора" стали почти священными афоризмами, хотя немногие, кто читал эту книгу, полностью понимали аргументы Руссо. В докладе Национальному конвенту было признано, что останки великого мыслителя должны быть захоронены в Пантеоне: