Основания девятнадцатого столетия

Хотя самые интенсивные вагнерианские штудии относи­лись к 1892–1895 гг., когда и появились его капитальные рабо­ты, но путь к Вагнеру или, говоря словами Чемберлена, «путь к Байройту» начался задолго до этого и не лишен был некоторых романтических эпизодов. Он считал встречу с вагнеровской музыкой и с самим Вагнером как духовно–жизненным явлени­ем предопределенной, одной из реализаций своего предназна­чения и всячески в этом убеждал окружающих. Не раз устно и письменно он высокопарно свидетельствовал: «Солнцем моей жизни был и остается — Рихард Вагнер».[113] То есть как бы ни значимы были для него Кант или Гёте, сколь бы ни захватыва­ло его естествознание или вопросы теологии (было и такое), как бы ни увлекали его культурно–исторические интересы или литература, ничто из сказанного не превышало своим весом значения Вагнера. И сам Чемберлен объясняет нам эту оценку: «употребленное слово „Солнце" сохраняет буквальную пра­вильность. Поскольку решающим поворотом моей жизни был поворот к немецкости (Deutschtum); я вошел в немецкую „сис­тему", а сохраняя этот астрономический образ, в центре ее на­ходился Рихард Вагнер».[114] То есть в личности и деятельности этого человека Чемберлен нашел всю полноту концентрации и выражения «германизма». И это убеждение стало предпосыл­кой и основной линией истолкования вагнеризма; при этих ус­ловиях последний представал идеологической программой обновления германского мира, а вместе с этим и всей культу­ры. Предпочтительней было понятие «регенерация».

С ретроспективного взгляда на духовное развитие Чембер­лена некоторая правда в его суждении о предопределенности встречи с феноменом Вагнера есть. В его характере было нечто такое, что ориентировало на фундаментальные, эпохотворящие явления и личности в истории культуры. Данте, Шекспир, Гёте — в литературе, Платон, Бруно, Кант, Шопенгауэр — в философии, Бетховен — в музыке. На очереди стоял и Вагнер, реформатор в своей профессиональной сфере, с убеждением в призвании своем открыть горизонт обновления человечества. Но путь к нему был непростым. Характер воспитания Чембер­лена был таковым, что музыка в нем занимала побочное ме­сто.[115] Но впечатлительная натура юноши оказалась весьма чуткой на малейшие соприкосновения с искусством мелодии, и он не упускал счастливых случаев.

Начало своего «пути в Байройт» он относит к 1870 г., ко­гда он впервые ступил на почву Германии. К этому времени имя Вагнера уже было известно всей музыкальной Европе, но оно едва ли касалось уха его будущего идейного оруженосца и биографа. Но именно в этом же году при посещении Швей­царии он в сопровождении тётки Хенриетты совершил про­гулку по «озеру четырех штатов»,[116] на берегу которого рас­полагалась вилла Трибшен, в которой с 1866 по этот же 1870 г. проживал Р. Вагнер вместе с Козимой Лист–Бюлов, тогда еще его возлюбленной. Именно отсюда Вагнер пере­местился в Байройт и энергично приступил к реформации не­мецкой музыкальной культуры, важнейшим звеном которой должны стать его музыкальные драмы, исполняемые в специ­альных условиях как общенациональное духовное праздне­ство — Байройтские фестивали.[117]

Пребывание Вагнера на вилле Трибшен уже было окружено слухами и романтическими легендами, жадно впитывавшими­ся Чемберленом. Этот эпизод в его сознании всегда занимал особое место, и он неоднократно к нему возвращался.