Основания девятнадцатого столетия

Уже на этом Вселенском соборе в Ефесе больше не стояла на первом плане собственно эллинистическая тема, мифологи­ческая мистика, так как началось специфически римское созда­ние догм, а именно с введением культа Девы Марии и Младенца Христа. Выше я уже упоминал, что это было явле­ние, давно заимствованное из Египта и укоренившееся в Рим­ской империи, особенно в Италии.¹⁰⁵ Против начавшегося в начале V века в христианстве применения наименования «Ма­терь Божия» (вместо Матерь Христа) выступил благородный и почти фанатически правоверный Нестор (Nestorius). Он увидел в этом — и не без основания — возрождение язычества. Весьма последовательными здесь были именно епископ Египта и еги­петские монахи, т. е. непосредственные наследники культа Изиды и Гора, которые страстно и яростно, при поддержке чер­ни и женщин, защищали эти древние обычаи. Рим присоеди­нился к египетской партии: император, любивший Нестора, постепенно был настроен против него. Но здесь, как видим, возникает вопрос не эллинистического дела, но начала нового периода: введения в христианскую церковь языческих таинств. Преодолеть это было делом Севера. Сейчас речь шла не о мета­физике, но больше о совести и нравственности. Утверждение, что Нестор (урожденный римской солдатской колонии Герма- никополис) был по происхождению германцем, кажется впол­не достоверным, во всяком случае он был протестант.

Еще несколько слов о Востоке, прежде чем мы перейдем к Северу.

Во времена своего расцвета, как уже подчеркивалось, элли­нистическая теология вращалась вокруг вопросов на границе мифологии, метафизики и мистики. Поэтому почти невозмож­но в популярном произведении подробно рассмотреть этот вопрос. Уже в заключение первой главы, при обсуждении на­шего эллинского наследия, я указывал на то, что многие абст­рактные спекуляции греческого происхождения, но большей частью измененные до неузнаваемости, перешли в наше рели­гиозное мышление.¹⁰⁶ До тех пор, пока продолжалось такое мышление, как это имело место в дохристианской Греции, где любознательная личность от одной «ереси», т. е. от одной «школы» к другой, могла перейти через улицу, эти абстракции дополняли интеллектуальную жизнь, что приветствовалось тем более, что греческая жизнь иначе целиком была посвящена художественному созерцанию и научным занятиям эмпириче­ским миром. Метафизическая склонность человека мстила бес­предельной смелой фантазией. Если рассматривать жизнь и слово Иисуса Христа, то ощущаешь, что перед ними эти гор­дые спекуляции не могут устоять, но превращаются в ничто. Метафизика это все же еще и физика, Христос же есть религия. Назвать Его «Логос», «Дух», «Демиург», учить вместе с Сабел- лиусом (Sabellius), что Распятый есть только «преходящее ги- постазирование слова», или наоборот, с Павлом Самосатой, что Он «постепенно стал Богом», все это означает превратить живую личность в аллегорию, аллегорию самого плохого рода, а именно абстрактную.¹⁰⁷ И вот эта абстрактная аллегория вти­скивается в иудейскую хронику пустыни, соединяется с ярко материалистическими таинствами, превращается в единствен­но спасительную догму, и наверное, следует радоваться, когда практические люди через три столетия сказали: «Довольно! Отныне ничего нельзя добавлять!» Очень хорошо можно пред­ставить, как Игнатий из Антиохии на вопрос об аутентичности тех или иных слов Писания мог ответить, что для него подлин­ным свидетельством является Иисус Христос, Его жизнь и смерть.¹⁰⁸ Мы должны признать, что эллинская теология, очень щедрая и одухотворенная в своем толковании Писа­ния, далекая от рабского образа мыслей западных теологов, тем не менее была склонна потерять из виду эти «подлинные свидетельства», а именно действительное явление Иисуса Христа.

Наряду с критикой находит место восхищение и одновре­менно глубокое сожаление, когда мы понимаем, что Рим от­бросил все самое великое и истинное, что здесь процветало. Я не хочу углубляться в теологические вопросы и испыты­вать терпение читателя, ограничусь одним-единственным предложением Оригена. Оно дает понять, что потеряла хри­стианская религия в результате этой победы Запада над Вос­током.¹⁰⁹