Основной компонент

Я сорвал заветный браслет с руки оберфюрера. Схватил шинель, влез в рукава, нацепил на голову фуражку и выскочил на улицу. Сейчас все зависело от того, как сработает система передачи информации между отделами РСХА. В том, что Мюллер захочет свалить с пьедестала фигуру Валленштайна, используя как причину его – вернее, мою – связь с Марикой, я не сомневался. А значит, у меня оставалось не так много времени, чтобы добиться аудиенции у Шелленберга в его резиденции на Беркаерштрассе, дом тридцать два.

Дорога была мне известна, поскольку в этом здании уже доводилось бывать в предстоящем через семьдесят восемь лет путешествии в Берлин. Я планировал напичкать главу шестого отдела полуправдой и дальше действовать по ситуации, преследуя главную цель: спасти Марику и вывезти ее из Германии.

«Господи, хоть бы он был на месте», – мысленно взмолился я, подбегая к машине. Опасения не застать Шелленберга в его рабочем кабинете были небеспочвенны. В какой-то из книг я прочитал, что он часто мотался по стране: то инспектировал концлагеря вместе со своим шефом Гиммлером, то летал с ним в «Вольфшанце» к Гитлеру, то еще куда-нибудь ездил по делам патрона или по своим делишкам.

За те полчаса, что я провел в особняке барона, двигатель не успел остыть. «Хорьх» завелся без проблем. Я выжал педаль сцепления, воткнул первую передачу, дал газу и, не глядя в зеркало, круто вырулил от тротуара. Сзади раздался визг тормозов и рев клаксона. Гудящий, как пароход, трехосный «хеншель» так близко пронесся от машины, что я разглядел вмятинки на двери, трещины в досках кузова и пятнышки ржавчины на плоских колпачках брезентовых ремешков тента.

От столкновения спас резкий рывок руля. «Хорьх» заскочил на бордюр, промчался несколько метров по гранитному поребрику и вернулся на дорогу, тяжело осев на правый бок и скрипя рессорами. Никто из пешеходов не закричал, не замахал руками, ругая «тупого водятла». Даже проходившие вблизи от бордюра берлинцы не отпрыгнули в сторону. Они продолжали идти тем же курсом, с той же скоростью, словно для них мое фигурное вождение было обычным делом.

Я так и не понял, с чем это связано: с эсэсовскими номерами на машине или с тем, что они верили в невозможность наезда на пешеходов. Ну, не принято у них такое в Германии, запрещено сбивать людей – и точка! А раз такого порядка нет, значит, автомобиль нарушителя должен таинственным образом исчезнуть, раствориться, рассыпаться в прах, сделать все, что угодно, но оставить человека в неприкосновенности.

Разбираться в особенностях поведения немцев я не хотел, да и не до того сейчас. Скорее бы добраться до пункта назначения, пока меня не опередили.

На этот раз удача благоволила мне – видно, просила прощения за косяк с Марикой – и ниспослала легкую дорогу без придирчивых патрулей и перегороженных улиц. Путь до бульвара Курфюрстендамм занял десять минут. Столько же ушло на петляние по берлинским улочкам. Наконец «хорьх» остановился возле изогнутого плавной дугой четырехэтажного краснокирпичного здания с белыми балконами.

Я выскочил из автомобиля. Белые змеи поземки заскользили по стылому асфальту в направлении резиденции Шелленберга, словно указывая дорогу. По той стороне улицы навстречу мне тарахтел тяжелогруженый «крупп» с квадратной кабиной и прямоугольным – будто рубленным топором – моторным отсеком. Высокая радиаторная решетка и цельнометаллический бампер делали машину этакой немецкой репликой советского КрАЗа. Я пропустил грузовик и быстрым шагом пересек припорошенную снежком Гогенцоллерндамм.

Вход в здание преграждал кордон из пары эсэсовцев. Удостоверение с фамилией любимчика фюрера сработало без заминки. Заметив «корочки» в моих руках, двухметровые нацисты вытянулись по струнке, двери открылись, как по мановению волшебной палочки, и я оказался внутри штаб-квартиры SD-Ausland, то бишь службы внешней разведки СД.

Зная из состоявшейся в далеком будущем экскурсии, где находится кабинет Шелленберга, я прошел по коридору с рядами однотипных дверей до лестничной клетки. Под ногами тихо поскрипывал деревянный пол. На светло-серых оштукатуренных стенах мягко теплились двурогие бра с матовыми чашами плафонов, под потолком сияли круглые светильники.

Под пристальным взглядом взирающего с портретов Гитлера, я поднялся на четвертый этаж и снова пошел по коридору. На этот раз к статуе орла. Бронзовая птица как будто обнимала распростертыми крыльями воткнутые в установленные под углом друг к другу никелированные гнезда красные полотнища с черным пауком свастики внутри белого круга.

В десяти метрах от расположенных в конце длинного коридора государственных символов, спиной к двери из мореного дуба с позолоченной табличкой SS-Brigadefuhrer W. Schellenberg[4], дежурил ариец. Вид стоящего навытяжку охранника вселил в меня уверенность. Вряд ли караульный будет нести службу перед пустым помещением.