Основной компонент

Дверь одного из кабинетов отворилась, и в коридор вышли трое эсэсовцев в идеально отглаженной черной форме с красной повязкой на левом рукаве и сдвоенной руной «зиг» в правой петлице. Двое тащили под мышками серые картонные папки с торчащими по бокам белыми уголками документов, а третий, он шел между ними, в левой руке нес свернутую в рулон карту. Нацисты о чем-то тихо беседовали. Проходя мимо меня, эсэсовцы согнули правую руку. Я ответил им тем же и направился к застывшему, как истукан, немцу.

И снова удостоверение помогло преодолеть преграду. Страж отсалютовал, прищелкнув каблуками, и сдвинулся на шаг в сторону. Вскинув руку в ответном приветствии, я вошел в просторный кабинет с трехстворчатым окном в полстены, паркетным полом и друзой хрустальной люстры под высоким потолком.

Напротив двери, спиной к прикрытому прозрачными занавесками окну, за широким, заваленным бумагами столом сидел бригадефюрер и делал короткие записи в лежащем перед ним документе. Справа от него блестели стеклянными дверцами два шкафа с картонными папками на полках. Между ними на постаменте белел гипсовый бюст Гитлера. Слева красовалась карта мира во всю стену. Материки, крупные острова, моря и океаны были густо утыканы флажками со свастикой. С десяток красных треугольников торчали даже на белом поле Антарктиды. Вкусно пахло кофе.

Услышав тихий скрип двери, Шелленберг перестал писать, поднял голову. Обычный человек с простым, зауженным к подбородку, усталым лицом. Волосы аккуратно зачесаны набок, уши чуть топорщатся, полноватые губы с опущенными вниз уголками изогнуты в неизменной полуулыбке. Не будь Шелленберг в эсэсовской форме, я бы ни за что не принял его за начальника могущественной спецслужбы. Он больше походил на инженера или школьного учителя.

Дверь закрылась за моей спиной, и я остался один на один с бригадефюрером. Шелленберг вставил ручку в металлический конус держателя, положил руки на стол перед собой ладонями вниз.

– Чем обязан, барон? – тихо спросил он.

– Хайль Гитлер! – вытянулся я, вскинув правую руку.

– Хайль! – кивнул Шелленберг и снова повторил: – Чем обязан?

Не дожидаясь разрешения, я подошел к стулу напротив громоздкого стола бригадефюрера, сел. Хозяин кабинета покосился, но промолчал. Я положил фуражку на стопку бумаг с краю черного зеркала столешницы, сцепил руки в замок.

– Бригадефюрер, думаю, вы в курсе, что я в начале декабря встречался с фюрером в Бергхофе? Там еще был ваш шеф Гиммлер.

Шелленберг медленно прикрыл глаза, что, по-видимому, означало «да».

– Надеюсь, для вас не секрет, о чем мы говорили?

И снова начальник шестого управления дал понять, что прекрасно осведомлен о событиях того вечера.

– В тот раз фюрер совершил большую ошибку, назначив Шпеера куратором проекта. Совершенно случайно я узнал о его сговоре с профессором Кригером: они хотели устроить вооруженный переворот, используя моих вервольфов для свержения фюрера. К счастью, я вовремя вскрыл этот гнойник и уничтожил заразу еще до того, как она причинила непоправимый вред Германии.

Шелленберг коротко кашлянул в кулак.

– Зачем вы мне это говорите, барон? Такими делами занимается гестапо. Это хлеб Мюллера, и я не собираюсь отбирать у него лакомый кусок. Вы обратились не по адресу. – Бригадефюрер усмехнулся и похлопал ладонью по столу: – Здесь располагается служба внешней разведки, а вам надо в бывшую школу декоративных и прикладных искусств на Принц-Альбрехт-штрассе, восемь. Это на другом конце города.

– Я прекрасно знаю, где находится гестапо, бригадефюрер. И, поверьте, при других обстоятельствах, несомненно, обратился бы к Мюллеру, но сейчас это дело касается вас больше, чем шефа четвертого управления.

Шелленберг изобразил на лице удивление и спросил с усмешкой:

– Да что вы говорите? И почему это заговор против фюрера касается меня больше, чем старины Мюллера?

– Вы верите в мистику?

Бригадефюрер с полминуты сканировал меня взглядом, а потом медленно заговорил, словно взвешивая каждое слово:

– Допустим, я верю в вещи, которые на данном этапе развития науки не поддаются объяснению. Но какое отношение это имеет к делу?

Я поддернул рукав кителя, чтобы браслет на моей руке был виден ему.

– Эта вещь и руна на ней вам о чем-нибудь говорят?

Шелленберг подался вперед, его глаза сузились и, словно лазерные целеуказатели, уставились на череп посередине украшения. Через секунду он вернулся в прежнее положение.

– Обыкновенный браслет с черепами. И это не руна, а древнескандинавский магический символ «валькнут». Одни называют его узлом падших, другие – узлом избранных. Не вижу в этом ничего необычного.

Какой «валькнут»? На черепе был «зонненрад», чуть не ляпнул я и глянул на браслет. Посреди лба действительно красовались три взаимно переплетенных равносторонних треугольника вместо кривоколенной свастики. Я вдруг отчетливо вспомнил исчезнувшую на моих глазах запись в дневнике барона, посмотрел на собеседника круглыми глазами и, глотая окончания слов, торопливо сказал: