Основы флирта с обнаженным оборотнем (ЛП)

Я откинулась на спину с таким ощущением, словно из легких вышел весь воздух. Купер знал и молчал? Разве не следовало сказать об этом во вторую или в третью очередь? Наверное, после слов «так чертовски сильно скучал» он мог бы добавить «люблю и очень сожалею о том, что сбежал и оставил тебя преодолевать сложный первый триместр в одиночестве». Как же теперь разобраться? Как понять, что им двигало: потребность во мне или отсутствие выбора?

— Только поэтому ты и вернулся? Из-за мамы, которая намекнула, что ты поступил не по-мужски?

— Нет, не только поэтому.

Я вскочила.

— Знаешь, я не нуждаюсь в том, чтобы ты растил этого ребенка. Не хочу, чтобы ты или любой другой донор спермы возомнил себя примерным родителем.

Купер отвесил челюсть и еще имел наглость выглядеть обиженным.

— Донор спермы?

Я окинула его грозным взглядом.

— Мне полагается радоваться, что ты примчался на всех парах, услышав весть о моей беременности? Не хочу, чтобы ты оставался здесь ради некого чувства долга.

— Но я тебе нужен. Тебе потребуется помощь. Я хочу быть с тобой, Мо. Хочу быть одной семьей.

— Видишь ли, я поняла, что меня не колышут твои желания, — сказала я, слегка подталкивая Купера ногой, пока он не поднялся. Я швырнула ему одеяло, и он обернул его вокруг талии.

— Ты все рассказала моей матери. Ты должна была понимать, что, в конечном счете, она сумеет связаться со мной.

— Да, но теперь, когда мне стала ясна причина твоего возвращения, она меня до чертиков раздражает! — воскликнула я. — И, вообще-то, нет, я не знала, что в конечном счете Грэйси сумеет связаться с тобой, Купер, я ведь понятия не имела, где тебя носит. Как и твоя мать. Проклятье, я-то считала, что мы больше никогда не увидимся. Ты даже не соизволил сказать, собираешься ли вообще возвращаться. Что, по-твоему, я должна была чувствовать? А знаешь что? Проваливай! Выметайся отсюда. И не смей появляться, пока я не разрешу.

Я пихнула завернутого в одеяло Купера к двери. Он упирался, но, памятуя о беременности, не решался толкаться в ответ. Ухватив меня за плечи, он сжимал их почти невесомо. Я же не церемонилась и, безбожно оттаптывая его ноги, погоняла к выходу.

— Мо, это же глупо! Мы только что воссоединились, а ты уже гонишь меня?

— Как оказалось, я больше неспособна мыслить здраво. Гормоны, знаешь ли! — гаркнула я, захлопнула дверь и заперла на замок.

— Тогда я останусь здесь! — заявил Купер через дверь. Я едва ли не слышала, как он усмехается, и у меня чесались руки запустить в него кормушкой для птиц. — Люблю тебя!

Я зашторила окно. Помылась, осторожно наложила повязку на укус и оделась ко сну. Рана уже затянулась, оставив после себя серповидный шрам. Интересно, чья магия подействовала — Купера или ребенка? Прежде чем выключить свет, я подошла к двери, отодвинула занавеску и увидела, что Купер все еще здесь. Он превратился в волка и, свернувшись калачиком, притулился на коврике. Мне стало немного неловко. Не то чтобы на улице трещал лютый мороз, да и Куперу, скорее всего, доводилось спать и в худших условиях, но не по моей же вине. Можно было открыть дверь и позволить ему разместиться хотя бы в гостиной. В конце-то концов, разве не этого мне хотелось? Разве возвращение Купера — не то, чем я бредила? Какой же непоследовательной и спесивой надо быть, чтобы взять и выставить его за порог?

Правда заключалась в том, что я пока не была готова его принять. Он обидел меня. И я не могла поручиться, что он не сбежит опять, когда в следующий раз что-то пойдет не так или его обуяет чувство вины. Я поплелась обратно в спальню и заползла под одеяло. Прятавшийся под кроватью Оскар, запрыгнул и устроился в ногах.

— Оскар, ты единственный надежный мужчина в этом доме, пусть даже и собака.

Проснувшись поутру, я увидела, что Купер в волчьем обличье все еще томится на крыльце. Он фыркнул и поскребся в дверь, но я предпочла заняться сборами на работу. Он проводил меня до машины и сидел на подъездной дорожке, пока я отъезжала, и даже как будто махал лапой вслед. Я не перемолвилась с ним ни словечком — ни этим утром, ни вечером, когда вернулась домой. Ни на следующий день, ни через день. Всю неделю Купер оставался волком, приглядывал за домом и провожал меня до машины и обратно каждый раз, когда я уезжала. Я хранила молчание. Даже Оскар, выходя на прогулку, оказывал ему холодный прием. Но ни дождь, ни слякоть, ни ледяное презрение сосискообразного пса не могли удержать моего оборотня от выполнения самопровозглашенного круга обязанностей.

Как-то вечером, вернувшись домой, я обнаружила, что веранда завалена вырванными с корнем цветами. Купер сидел среди этого дикого великолепия и шумно дышал.

— Что будет дальше, мертвая белка? — спросила я.

Купер гавкнул.

Опустившись на ступеньки, я погладила его мех.

— Слушай, я поняла. Ты раскаиваешься. Нельзя ли превратиться обратно в человека, чтобы мы могли поговорить, как взрослые люди? Обещаю, что не стану тебя дубасить.

Купер перекинулся и обнял меня.