Основы языческого миропонимания

У коренных таежных и тундровых урало-сибирских язычников (угров, самодийцев, юкагиров, тунгусов и пр.) деления на «черных» и «белых» шаманов вообще не было, хотя тенденция к такому размежеванию, похоже, наметилась и у них. Так, эвенки-орочоны различали у себя шаманов, имеющих «корни сверху», и шаманов, имеющих «корни снизу». Тех, кто имел «корни снизу», считали колдунами и побаивались. Однако между этими двумя группами орочонских шаманов не было строгого разграничения. И те, и другие камлали и на Нижний, и на Верхний миры. Главным отличием было то, что шаманы, имеющие «корни сверху», более охотно общались с обитателями небесной сферы, а шаманы, имеющие «корни снизу», предпочитали контактировать преимущественно с Преисподней (Мазин А. И., 1984. С. 66).

Селькупы (и кеты) знали два основных вида камлания — в «светлом чуме» и в «темном чуме». Камлание в «темном чуме» совершалось в абсолютной темноте, обычно с неполной шаманской атрибутикой, и было направлено на Нижний мир. Камлания в «светлом чуме» предполагали возможность идти любой нужной дорогой — верхней, средней и нижней; при этом шаман камлал в полном шаманском облачении (Прокофьева Е. Д., 1981. С. 65–67). Камлание в «светлом» и «темном» чуме осуществлял обычно один и тот же шаман.

Особенно сложной была шаманская иерархия кетов. Кроме обычной градации по силе (сильные, средние, слабые шаманы), у них имелось, по крайней мере, пять шаманских подразделений более глубинного характера — по преимущественной «привязанности» шамана к тому или иному Миру Вселенной: «оленьи» шаманы, «медвежьи» шаманы («кой» и «кандел'ок»), «шаманы-дах» («дах» — мифическая птица) и «шаманы-стрекозы».

Самой многочисленной категорией были «оленьи» шаманы. Они камлали и на Верхний, и на Нижний миры. «Шаманы-медведи» («кой» и «кандел'ок») предпочитали шаманить главным образом на Нижний мир, а «шаманы-птицы» («дах») и «шаманы-стрекозы» (особенно последние) более всего тяготели к общению с Верхним миром (Алек-сеенко Е. А., 1981. С. 120–126). «Оленьи» шаманы имели костюм и другие шаманские принадлежности с преимущественно оленьей символикой, «медвежьи» — с медвежьей, «птичьи» — с птичьей и т. д.

В зависимости от целей и задач камлания, а также от его направленности в то или иное пространство, символика и атрибутика кетского шаманского костюма могла сочетать оленьи, медвежьи, птичьи и иные признаки, тем самым меняя семантические акценты камлания в ту или иную сторону, дополняя, усложняя или упрощая функциональные и мировоззренческие смыслы шаманского обрядово-ритуального действия.

Что касается так называемого «черного шаманства» у чукчей, то во всех известных мне случаях речь в действительности идет о злокозненной колдовской магии, направленной на злые дела: накликание болезни, смерти, голода, падежа скота и других несчастий. Колдовские действия, обращенные к нижним духам во имя избавления людей от тех или иных напастей (освобождение «украденной» души, избавление от «порчи», борьба с духами болезней и др.), к категории «черного колдовства» не относились.

Кроме шаманов, у каждого аборигенного сибирского этноса была еще целая плеяда (у одних больше, у других — меньше) культовых лиц, которых поверхностные наблюдатели зачастую тоже квалифицировали как шаманов, хотя те таковыми не являлись: знахари, ясновидцы, ворожеи, гадальщики, уже упомянутые нами колдуны и пр. Особую культовую нишу занимал кузнец.

С наибольшей четкостью культовая значимость кузнеца выражена у тюркоязычных и монголоязычных шаманистов Сибири. Семантически кузнец ближе всего стоит к колдуну. Так же, как и последний, он связан с Нижним миром. Кузнец, как и колдун, кое в чем даже превосходит шамана. Якутские шаманы избегали камлать, если поблизости находился какой-нибудь кузнечный инструмент; считалось, что злые духи уважают и боятся кузнецов (Серошевский В. Л., 1896. С. 632). По якутскому фольклору, если кузнец и шаман сталкивались на нижних уровнях, то в схватке обычно побеждал кузнец. Якутский шаман при посвящении произносит клятву, в которой, в частности, есть такие слова: «Буду знать, почитать и поклоняться демону Кытай-Баксы-тоену, который дарует якутам искусных кузнецов и могущественных шаманов» (Приклонский В. Л., 1886. С. 98). Одним и главных атрибутов Нижнего мира у алтайцев были сотворенные Эрликом кузнечные инструменты, препятствующие шаману идти «нижней» дорогой (Анохин А. В., 1924. С. 85–86).

Кузнечный дар и его таинственные проявления вызывали у окружающих священный трепет, в том числе у сильных мира сего. Легендарный калмыцкий хан-богатырь Джангар, не ведающий страха и совершивший много подвигов, идет к кузнецу, чтобы исправить поврежденное в бою оружие. Но, подойдя к кузнице, прославленный герой становится непривычно робким и во избежание неприятностей превращает себя в мальчика. Однако даже эта хитрость не избавляет его от недовольства кузнеца, который гневно восклицает: