Русский писатель не смеет быть самим собой, ежели не хочет быть оплеванным и забитым... Мы не знаем и не знали никогда наших великих писателей в их подлинном виде. Их нам искусно подделывают, как фальшивые деньги. Замалчивают одно, подчеркивают другое. И мы не смеем отбросить ложный стыд и прямо смотреть в глаза истории...
Кажется, Белинский, умирая, просил, чтобы в гроб ему положили под голову последнюю книжку "Современника". Вдумаемся пристальней в эту литературную легенду: какое духовное убожество в ней сказалось! Несчастный: неужели не знал он, какие священник вложит ему в мертвую руку несравнимые по силе и красоте слова, какие над телом его прозвучат вдохновенные молитвы?
-108-
Так и литература русская, подобно Белинскому, духовному своему отцу, доныне с презрением отвращается от многообразия жизни, от вечного искусства, от религии, от здравого смысла. Не явно ли, что для людей, отходящих от огненных глаголов Дамаскина к мертвечине литературной, невыносимо всякое проявление
89
свободного духа?»
«Современная русская литература — источенная временем игрушка, идол, утративший свою былую власть. В писателей, как в вождей, давно не верит никто; менее всех верят они сами. Публика несравненно больше интересуется авиацией, чем журналами, и она, по-моему, права. Сейчас наша литература в ее целом, во всем объеме — ветхое здание, подгнившее и стоящее на песке, нет, не на песке, а на печатной бумаге, на выдохшихся журналах, на Белинском. Стоит
90
подуть сильному ветру — и все рухнет» .
«Языческая наука, раскрывая много пошлостей и внушая слушателям много пустяков, — говорит златословесный великий учитель и отец Церкви91
, — отпускает их с пустыми руками, ни много ни мало не приобретшими себе чего-либо хорошего. Благодать же Духа не так, а совершенно напротив: немногими словами она внушает любомудрие всем, кто внимает ей, и часто бывает достаточно взять отсюда одно только речение, чтобы иметь средства на весь путь жизни».Такова польза от чтения или слышания священных книг Библии и святых отцов. -109-
Глава 5. Царство мира с присными его и аскетизм и монашество как явление общеисторическое (продолжение).
Часть 2. Внутренние побуждения принятия на себя иноческого подвига.
§ 5. О подвижничестве вообще и о монашестве в частности
12 Аскетизм (от aoKero — искусно обрабатываю, упражняюсь в чем-либо) ,
правда в светлой, чистой и славной форме, мы видим уже в раю как заповедь Божию.
Это еще не тот мучительный труд «в поте лица» «со скорбию... во все дни жизни», до самой смерти, на который падший человек был обречен впоследствии (Быт. 3, 17-19), но все же труд. Отсечение своей воли, трезвение, внимание, наряду даже
Чем дальше, тем черты подвижничества намечаются резче; у
С течением времени, чем больше человечество развращалось, тем яснее и резче обозначались объединенные -110-
одной общей идеей
7